Экобаба и дикарь

его, я не удержалась и всхлипнула так громко, что соседка по купе, очень душевная дама, испуганно предложила вызвать врача. Но мне не врач, а он нужен. Он — мой врач… Кстати, когда я бывала больна, он всё время сидел со мной. Не эта брехалка Ингрид и не кто другой, а он, день и ночь, и бегал в аптеку, и лечил, и оберегал…

«После последнего разговора моя душа лишилась своей важной части, ибо ты всегда была для меня не просто женщина, и любил я тебя не только как женщину, но и как человека. И я тебя никогда ни с кем не сравнивал и не смешивал, потому что когда по-настоящему любишь — то любишь человека целиком, а не частями и кусками. Вот ты жареных курочек жалеешь, за экологию борешься, а души наши живые топчешь с большим хладнокровием. Тебе известна моя жизнь. И в этой жизни у меня было одно-единственное солнечное окно — это ты. Сейчас оно захлопывается. И очень страшно заживо падать во мрак. Любовь так трудно вырастить и так легко убить!

И почему это так выходит, что наши — мои и твои — отношения должны зависеть от третьих лиц, которых ты знаешь две недели, не любишь и даже в постели не очень ими восхищена?.. Почему любой парень с дискотеки может безнаказанно плюнуть мне (и тебе) в душу?.. Горько и обидно. Значит, цена мне — копейка, а душа моя — мусор. Конечно, «с глаз долой — из сердца вон», ты хорошо выучила эту гнусную, жестокую, сучье-бабью пословицу, которой я тебя сам и научил, но не забывай, что есть и другая, мудрая: «Что имеем — не храним, потерявши — плачем». Учти и это, чтоб потом не плакать, хотя ты, очевидно, настолько сильна, что можешь спокойно произвести всю палаческую работу по аборту нашей любви. Я не таков. Я буду еще долго мучаться и страдать.

Мне хорошо известны все аргументы, которыми ты пытаешься разрушить наше чувство: у нас нет будущего, мы не пара, разные люди, никогда не сможем жить вместе. Но будущего у нас никогда и не было, а мы все равно любили друг друга. Расставались — и встречались, ссорились — и мирились. Да и у кого оно есть, это будущее? Кто может быть в чем уверен, кроме шаманов, пифий и Нострадамуса?.. Я уверен — когда-нибудь ты вспомнишь: «Ах, какое это было счастливое время!»

— но будет уже поздно… Если бы ты еще влюблялась, всё бывает… Но чтобы так, просто, из-за ничего отбросить, откинуть, отогнать, как назойливую муху, любящего тебя, проверенного, близкого человека — этого я не понимаю и не хочу понять…

Извини, что в письме мало ласковых слов, но где их взять после всего?.. Я не только обижен, но и оскорблен. И всё равно ты — как наваждение: я скучаю без твоих медовых глаз, мне одиноко без твоего голоса, мне холодно без твоих ласк, мне трудно без твоих рук. Жизнь сера, уныла и невыносима без тебя. Я — как царь без слуг, художник без глаз, воин без рук, пастырь — без Бога. Мираж, гипноз, болезнь, паралич, чума, холера — вот что такое любовь.

Я знаю, что наверняка мои слова покажутся тебе смешными (так бывает, когда предательство уже совершено), но все-таки я хотел бы сказать тебе их.

Твой сумасшедший старичок».

И еще сказочными буквами приписано какое-то слово, которое мне никогда не понять, только разглядывать: «miyvarxar»⁸.

Он прав: я именно так и делаю, безмозглая, бездушная дрянь — отбрасываю близкого, любимого человека, верного и желанного!.. Это не только глупо и подло, но и неправильно. Он дает мне больше, чем остальные. Теперь я уверена, что люблю его.

Я смахнула слезу и посмотрела на телефон. «Ну, пехота, вперед!» Только вот кому звонить первому?..

12

Телефонный звонок разбудил его. Опрокинув пустую бутылку, он схватил трубку и услышал:

— Счастливого Рождества тебе! Ты исчез — решила сама позвонить. Не помешала?..

— Нет, как ты можешь помешать, — пробормотал он. — Где ты?

— Дома, на севере. Бабушке плохо.

— А не от любовника ли звонишь?.. — спросил он с подозрением: может, еще потешаться вздумала из чужой постели? — И услышал:

— Нету никакого любовника.

Этого он не ожидал и выдавил неуверенно:

— Как это?.. Был же?..

— Нету, пропал.

— Серьезно? — переспросил он с надеждой.

— Серьезно. Он обиделся, когда узнал, что у меня есть ты, и сказал, что такого тройного союза не потерпит. И всё, разрыв. Радуйся — я пожертвовала им ради тебя. Ты доволен?

Он молчал.

— Ну и вот, — продолжала она. — Я много думала в эти дни и хочу сказать, что, если хочешь, пусть всё будет как раньше. Если ты этого, конечно, еще хочешь… Давай еще раз попробуем. Мы не раз ссорились, а потом всегда бывало еще лучше, правда?..

После этих слов он уже мало соображал, о чем говорилось дальше. Она его любит!.. И хочет, чтобы всё было как прежде, как раньше!.. Конечно, что может быть лучше этого?! И как может быть иначе?!

Камень свалился с души, дал дорогу радости. И от этого буйного ликования, от желания сделать ей приятное, от головокружительного восторга — ведь если любишь, то хочешь, чтобы любимый человек был счастлив! — он торжественно объявил:

— Ты знаешь, я тоже много думал и пришел к выводу, что ничего никому запретить нельзя. И не надо. Если ты пожертвовала ради меня кем-то или чем-то, то и я пожертвую своей ревностью: делай что угодно. Если ты, к примеру, хочешь с кем-нибудь встречаться и даже спать — хоть с чертом-дьяволом! — то и встречайся, и спи, если это тебе надо. Нужны тебе игрушки — пожалуйста, оставь их себе, мне до них дела нет!.. Наши отношения теперь будут другие… демократические: я о твоих делах знать не знаю, ты о моих слышать не желаешь…

Какой-то червь сверлил изнутри, что всего этого говорить не стоит, что это лишнее, ненужное, а может, и неправильное. Но волна великодушной мудрости и широкой щедрости несла его всё дальше:

— Ты — человек! Никто никому ничего запретить не в силах!.. Что от того, что я буду говорить тебе: не делай того или этого?.. Запретный плод слаще всех. А если надо скрывать от людей наши отношения — будем скрывать. Заговор сближает. Мне всё равно. Будем тайными любовниками, сообщниками, заговорщиками!.. Если надо, я не буду к тебе приходить, ты приходи ко мне: поздно, когда все спят, тихо поднимись по лестнице, проскользни в приоткрытую дверь, а я уже буду ждать… Черно-белые ночи… Наши сны. Всё в наших руках… Когда ты приедешь?..

— Скоро, скоро, — отвечала она, всхлипывая.

— А хочешь, я сейчас к тебе прилечу?.. — предложил он. — Прямо по воздуху?

— Да, тысячу километров — не надо, холодно лететь. Я скоро буду, — терялась она в потоке ответного счастья. — Мне плохо без тебя, — добавила странным голосом.

Он ответил:

— Мне тоже. Мы должны помогать друг другу жить.

— Как в той басне?.. Лошадь и осел?.. — сквозь слезы напомнила она.

— А ты еще помнишь?

— Ты же заставил выучить наизусть!.. Лошадь и осел шли вместе по дороге и несли груз. Осел нести уже не мог и попросил лошадь помочь. А лошадь не захотела, и тогда осел упал и умер. И лошади пришлось дальше тащить не только груз осла, но и его шкуру…

И они болтали о всякой ерунде, поздравляли друг друга с Рождеством и строили общие планы, которых оказалось на удивление много: она честно пообещала сократить походы по диско и кафе, а он свято поклялся больше двухсот грамм никогда не пить; она твердо подтвердила, что хочет пореже встречаться с Ингрид, а он сообщил, что у него двойная радость: помирился с любимой и закончил объект с костями. И они опять шутили, резвились, шушукались, вспоминая что-то и говоря о чем-то, что было, есть и