Коко:
– Скажи по совести, почему бы тебе не сочинить «духи Шанель»?
Но один факт бесспорен – во время своей прогулки с Дмитрием по югу Франции Габриель нанесла визит Эрнесту Бо, уроженцу Москвы; отцом его был француз, работавший в Грассе химиком в области парфюмерии. Большую часть своего детства Эрнест провел в Санкт-Петербурге, где его отец работал для императорского двора. Весьма вероятно, что устроил ей эту встречу не кто иной, как Дмитрий; и отчасти ему Габриель обязана триумфом своих первых духов – «Шанель № 5»…
Сказать по правде, идея соединить высокую моду и парфюмерию не была в 1920 году новостью. Так, например, уже Поль Пуаре в 1911 году предложил рынку духи – в частности, «Лукреция Борджиа» и «Китайские ночи». Но попытка закончилась неудачей.
Эти духи, как и все, что до сих пор предлагалось женщинам, делались из природных компонентов растительного происхождения (роза, ландыш, жасмин и т. д.) или животного (мускус, амбра, виверра). Духи приготовлялись путем эмпирического смешения компонентов. Но через некоторое время появились синтетические продукты. Они не заменяли натуральных эссенций, но усиливали стойкость запаха и заставляли его «вибрировать». Так, Убиган использовал кумарин для получения «Королевского папоротника», а Герлен – ванилин для приготовления духов «Жики».
Габриель обнаружила, что Эрнест Бо трудился в этот момент над альдегидами – эти синтетические продукты показали себя весьма эффективными, но при этом малоустойчивыми и к тому же дорогими. Поэтому их до сих пор никто не использовал. Но он считал, что в его силах будет найти решение проблемы. Бо и Шанель договорились – было решено, что он предложит ей несколько сочетаний на выбор. В течение 1921 года химик приготовил ей две серии образчиков под номерами от 1 до 5 и от 20 до 24. Он использовал для своих тонких смесей не менее восьмидесяти ингредиентов: среди них в довольно больших дозах – жасмин и в массивных – альдегиды. По его собственному заявлению, он открыл тонкий аромат, который испробовал во время пребывания в северных странах, куда его загнали превратности, вызванные войной. Там у него была возможность вдыхать аромат исключительной свежести, который источали под полуночным солнцем реки и озера… Габриель, исполненная веры в его талант исследователя, слушала с замиранием сердца. Пусть она не могла вникнуть в тонкости химии, но зато обладала врожденным даром узнавать лучшее во всем, в том числе и в парфюмерии. Наша воля – верить этому или нет, но она говорила, что, когда получает цветы, узнает запах рук, которые их срезали… В итоге она выбрала № 22, который запустит в продажу несколько месяцев спустя, но еще раньше завоевал признание № 5, приуроченный к показу ее новейшей коллекции 5 мая 1921 года… Как толковать это совпадение цифр? Считать ли его чистой случайностью, или это было сделано сознательно? Кто знает!
Мировой триумф этих духов хорошо известен, но как его объяснить? Очевидно, в первую очередь необходимо принять в расчет их качество и новизну. Их аромат ни у кого не вызовет ассоциации ни с одним из знакомых запахов цветов, ни с каким-либо сочетанием цветочных ароматов. Это чисто рукотворное создание, которое явилось словно бы из ничего, но которое обладает еще большей силой обольщения, чем таинственный источник происхождения. Это поистине революционные духи – еще бы о них не пошла всеобщая молва!
Но революционным оказался не только парфюм – революционной была и его презентация! До сих пор фабриканты, наиболее знаменитыми из коих были хрустальный завод «Лалик», изощрялись в изготовлении флаконов высшего полета фантазии, самых разнообразных форм, перегружая их самыми диковинными орнаментами. К примеру, на крышке помешалась фигурка летящей танцовщицы или вооруженного луком Купидона. Поверхности флаконов часто украшались богатой гравировкой. Находились, да и сейчас находятся любители, коллекционирующие такие изделия, – по слухам, в коллекции Жоржа Федо их насчитывалось свыше трех сотен.
Наперекор этому Габриель, одержимая идеей аскетизма и простоты, предложила простой флакон в форме параллелепипеда, позволявший любоваться таящейся в нем золотой жидкостью. Вспомним – тогда на излете была эпоха кубизма, которая ввела в моду квадраты и прямоугольники. Не она ли повлияла на выбор Коко? В любом случае, предложенный ею флакон был очень функциональным. Единственные следы намерения декорировать его относятся к 1924 году – по-видимому, их следует рассматривать как небольшую уступку тем, кто считал флакон Шанель слишком уж аскетичным. Имеются в виду граненная «под изумруд» пробка и скошенные и закругленные по краям грани самого флакона. В общем, Габриель, которую никогда не оставляли хорошее крестьянское чутье и практическое мышление, прекрасно поняла, не в пример своим предшественникам: делать акцент нужно на ценности содержимого, а не тары. Пришла ли ей на память строчка одного поэта «Подумаешь, флакон!»? Как бы там ни было, она, безусловно, прониклась очевидностью этого.
Но как же окрестить новый парфюм? В обычае у ее предшественников было присваивать духам псевдопоэтические названия, как-то: «Улыбка апреля», «Царственное желание», «Сердце Жанетты», «Вечернее опьянение»… Просто ужас! Смешно, ей-богу! Еще смешнее, чем бутафорские цветы, расцветавшие на шляпах дам довоенной поры… «Так что же делать?» – спрашивала себя Габриель. А вот что… Коль скоро в этом самом двадцать первом году ее персона и ее дом пользовались широкой известностью, почему не окрестить духи просто «Шанель»? Новинка полноправно разделит славу имени Шанель, которое будет содействовать ее рыночному успеху. Трудно переоценить коммерческое чутье Габриель! Поль Пуаре, о попытках которого предложить рынку парфюм мы уже вели речь, не осмелился эксплуатировать свое имя, даже несмотря на его широкую известность. Все, на что он решился – назвать некоторые виды духов именем своей дочери Розины. Возможно, в этом одна из причин его неудачи.
Веря в свою звезду и предвидя, что со временем она предложит клиентуре и другие духи, Габриель чувствовала необходимость дать своему первенцу самую четкую характеристику, отличавшую его от последующих. «Самое простое и будет самым лучшим», – подумала она. Коль скоро ее выбор пал на флакон № 5 – почему бы не назвать духи «Шанель № 5»?
– Но ведь так никто прежде не делал! – пробормотал Эрнест Бо, ошарашенный такой дерзостью.
– В том-то и вся штука! – ответила Коко, у которой в крови была привычка рвать с рутиной. – Это отличит мои духи от других!
А кроме того – подчеркнем это, – идея использовать в названии парфюма номер восходит ко многим страницам ее прошлого. Еще в Обазине, вглядываясь в мозаики, устилавшие галерею второго этажа, она воображала, что видит таинственные цифры, секретные письмена, побуждавшие ее мечтать. Теперь она снова возмечтала… И решила, что число 5 – счастливое, на которое она поставит (точь-в-точь как ставят на то или иное число в казино Монте-Карло) и на которое предложит сделать ставку своей клиентуре. Кстати, не во время ли поездки в Монако она встретилась с Эрнестом Бо? Не иначе как он был послан ей судьбой, думала Габриель.
Вкус к простоте, который она продемонстрировала, подбирая название духам, отразился и в этикетке: белый прямоугольник, на котором с почти соблазнительной откровенностью было начертано черными буквами: ШАНЕЛЬ. Здесь опять-таки все строится на контрасте черного и белого, который так часто использовался ею при разработке нарядов. И, как и магия цифр, магия контраста черного-белого восходит к давним дням, проведенным в стенах сиротского приюта. По-видимому, к еще более давней поре восходит
