Карла, в конце концов было решено, что общая встреча представителей тех и других произойдет, как и прежде, в двухэтажной квартире на Брайтештрассе.
Уве Дее был одет в полевую форму и зеленый берет. Он разместил свой штаб на окраине города, где располагались МЕК-единицы и где была хорошая площадка для приземления вертолетов. Сейчас под его командованием было восемьдесят человек. Центр связи располагался наверху, в главном здании, это было удобно, потому что вертолеты могли приземлиться на плоскую крышу. Вход на верхний этаж был загорожен, и чтобы пройти туда, нужен был специальный пропуск службы безопасности, поскольку Логе Хехт привел с собой множество штатских.
На одной длинной стене висели увеличенный план квартиры и план окружающего района. Что касается нанесения удара по Петерштрассе, то это менее масштабная операция, которая может быть выполнена одной SET, но с поддержкой МЕК.
Из последнего сообщения капитана Чарли было совершенно ясно, где именно в квартире его комната и что он в момент удара будет одет в белую рубашку. Последнее чрезвычайно важно. 'Желтые' и 'голубые' ворвутся первыми, и каждый должен это твердо помнить, чтобы в спешке, в которой будет проводиться захват, не задеть капитана Чарли. Эти детали они обсуждали во время визита капитана. И хотя Уве Дее разделял некоторые насмешливые отзывы об этом иностранце, но в ходе операции тот должен был остаться невредимым, хотя, конечно, это было нелегко гарантировать, учитывая, что будут применяться гранаты шокового действия.
Сотрудники из Ведомства по охране конституции лихорадочно работали, изучая соседей и людей в прилегающих кварталах. По меньшей мере из двух квартир, находящихся этажом ниже, нужно было вывести живущих там и внести туда снаряжение, но так, чтобы не спугнуть врага. Последнее было самым уязвимым и наиболее рискованным моментом в операции. Что касается более тонких деталей, то Уве Дее не испытывал никаких опасений. Он ведь возглавлял самые лучшие антитеррористические силы в мире. Предстоящее дело будет самым крупным за всю историю их существования. Если данные капитана Чарли верны, то можно ожидать, что улов за один раз даст около дюжины террористов. Уве Дее полагал, что это будет своеобразным мировым рекордом.
Логе Хехт был очень встревожен. Французы резким, почти дерзким тоном опровергли его мысль, заявив, что у них нет сейчас людей в действующих террористических организациях в Европе.
Единственным объяснением в таком случае было то, что этот Нэслюнд каким-то образом тайно договорился с ними. Шведы все еще надеются, что, возможно, с французской помощью им удастся нанести серьезный удар. И это вполне понятно, поскольку, собственно, их человек был внедрен в операцию. Но действовать таким образом - ребячество, недостаток профессионализма. Кроме того, доверие Логе Хехта к шведской службе безопасности было не столь уж велико.
Тогда как же шведы узнали о перевозке оружия, как они смогли заставить французов заинтересоваться тайной транспортировкой оружия? Может, Хамильтон скрыл какую-нибудь информацию, передав ее только своему непосредственному начальству?
Конечно, такое можно предположить. Но тогда это очень плохо.
Участники собрания приходили небольшими группами через заранее определенные интервалы. Они разделились таким образом, что половина основной ударной группы и половина резервной должны были прибыть последними. Оранжевый свет на балконе двухэтажной квартиры означал сигнал готовности.
Так уж случилось - правда, в то, что это была чистая случайность, Карл так и не поверил, - что он и Моника должны были прийти на место последними. Скорее всего, она этого добилась с помощью Мартина, сплутовав при жеребьевке.
Они гуляли по центру города. Впервые в эту туманную зиму в Гамбурге шел снег. Они шли под руку. В кармане только что купленной куртки Карл сжимал магазин к своему пистолету 'Беретта-92S', в нагрудном кармане у него лежал запасной патрон. Карл боролся с большим соблазном.
Моника рассказала, что днем побывала в библиотеке и узнала о концерте для фагота Моцарта, К 191, о котором ей рассказывал Карл. Фантазии Карла, когда он лежал в ужасном отеле 'Шмаальс' на Хафенштрассе, очень близки к правде. О концерте написано, что датируется он 1774 годом, был сочинен в Зальцбурге и, очевидно, куплен фаготистом-дилетантом Тадеушем фон Дюрницем.
- Тогда все, как я и предполагал. Когда слушаешь концерт, то кажется, что вся музыка держится на фаготе, даже возникает чувство, что фагот подавляет весь оркестр, хотя на самом деле все наоборот.
- И все же это блестящая музыка. И такая простая.
- Да, этот барон должен был иметь настоящий успех. Вот уж, наверное, его родственники удивились.
- Интересно, сам ли Моцарт дирижировал, такой сыгранности фагота и оркестра может достичь только блестящий дирижер.
- Нет, конечно. Ведь он только продал концерт. Если бы он сам дирижировал, то все было бы слишком явно. Возможно, этот барон притворился, будто он сам написал концерт.
- Но ведь нанятые профессиональные музыканты никогда бы не пошли на это.
- Нет, конечно, но они, наверное, получили хорошие деньги, чтобы держать язык за зубами и играть.
Некоторое время они шли молча. Карл думал о концерте для фагота, и ему казалось, что как раз сейчас с ним происходит что-то подобное. Он использовал все свои профессиональные знания, чтобы составить план операции против американского посольства в Стокгольме, все знания, полученные им после пятилетнего обучения, в том числе и в специальных разведывательных силах военно-морского флота США.
Пока террористы руководствовались его планом, это была одна из самых профессиональных атак, когда-либо проводившихся непрофессионалами. Ведь террористы - дилетанты в применении РПГ, подобно тому как барон Дюрниц был дилетантом в игре на фаготе.
Они находились в нескольких кварталах от ратуши. Во время войны здесь все было разрушено, а позднее весь район застроили ужасными домами в стиле 50-х годов. Но когда они обошли угловой дом из стекла и бетона, их взглядам открылось удивительное место, изменившее настроение. Когда-то это была церковь, а сейчас сохранились только башня и часть стены позади нее. Они прошли через то место, где когда-то был вход в церковь, и оказались на небольшом дворе, вымощенном камнями. Они смотрели вверх, на черное небо. Медленно падали тяжелые хлопья снега, похожего на первый ноябрьский снег в Швеции.
- Это церковь Святого Николая, я хочу тебе ее показать, - сказала Моника и потянула его за собой.
Некоторое время они молча стояли, прижавшись друг к другу, и смотрели вверх на уцелевшую башню, выдержавшую бомбардировки и упрямо указывающую на небеса. Она тихо поведала Карлу, что церковь была разрушена в 1943 году и руины оставили как память о войне и ее жертвах. Тогда, в 1943-м, ровно за десять лет до ее рождения, весь мир хотел стереть с лица земли Германию вместе с фашистской идеологией.
- Закрой глаза и представь себе: как раз здесь, где мы сейчас стоим, взорвалась бомба, и вся церковь занялась пламенем. А если бы мы здесь стояли тогда, в 1943-м, какие бы мы тогда были?
- Нас, скорее всего, вообще бы не было. Мы были бы антифашистами и могли встретиться разве что в Бухенвальде. Нет, в 43-м мы не могли стоять здесь.
- Ты думаешь, мы участвовали бы в движении Сопротивления?
- А оно вообще было в Германии? Если откровенно, разве тогда не все насквозь пропиталось фашизмом?
- Сопротивление, конечно, существовало, и оно походило на сегодняшнее. Но их было так же мало, как и нас сейчас, только вместо Бухенвальда сейчас существует Штамхайм.
- А если бы ты попала в Штамхайм, за что бы тебя судили?
- Да за что угодно. Это не играет никакой роли. Нас сажают в тюрьму на разные сроки, пожизненно или трижды пожизненно, за доказанные преступления или без всяких доказательств, это не имеет никакого значения.
