Законный брак

годы он стал своим во многих странах – от ЮАР до Европы, от Ближнего Востока до Южно-Тихоокеанского региона. Он приезжает в новое место, решает, что ему там нравится, переезжает туда, учит язык и моментально становится одним из местных. К примеру, в Ноксвилле у Фелипе меньше чем за неделю пребывания появилось свое любимое кафе для завтраков, любимый бармен и любимый ресторанчик, куда он ходил обедать. («Дорогая! – сказал он мне как-то, вернувшись в диком восторге после прогулки по центру Ноксвилла в одиночестве. – Ты знала, что у вас тут есть совершенно замечательный и совсем недорогой рыбный ресторанчик, „Джон Лонг Слайверс'?») Он бы с радостью остался в Ноксвилле навсегда, если бы я захотела. Идея поселиться в том гостиничном номере на долгие годы совсем его не пугала. Главное, чтобы не надо было переезжать в другое место.

Тут я не могу не вспомнить историю из детства Фелипе, которую он мне как-то рассказал. Когда он был маленьким и жил в Бразилии, то иногда, испугавшись кошмара или воображаемого чудовища, просыпался ночью, бежал по комнате и забирался в кровать к своей чудесной сестре Лили. Лили была на десять лет старше его и потому являлась для него воплощением человеческой мудрости и лучшим охранником. Он стучал ей пальчиком по плечу и шептал: «Me da um cantinho» – «Освободи мне уголок». Сонная Лили, ни разу не возмутившись, двигалась и освобождала для Фелипе теплый уголок в кровати. Ведь он просил так мало – всего лишь один маленький теплый уголок. И все годы, что я его знала, он никогда не претендовал на большее, чем этот уголок.

А вот я не такая.

В то время как Фелипе может найти уголок в любой точке Земли и остаться там навсегда, я так не могу. Меня всё время что-то гонит. И эта потребность в движении делает меня куда лучшим путешественником, чем он. Моему любопытству нет конца, и я почти бесконечно готова терпеть всяческие неудобства, неудачи, мелкие катастрофы. Я могу поехать куда угодно – это не проблема. Проблема в том, что жить я не могу почти нигде. Я поняла это всего несколько недель назад, в Северном Лаосе, когда в одно чудесное утро в Луангпхабанге Фелипе проснулся и сказал:

– Дорогая, а давай здесь останемся.

– Конечно, – ответила я. – Останемся еще на пару дней, если хочешь.

– Да нет, я имею в виду – давай переедем! Забудем об этом эмиграционном процессе. Слишком много мороки! А Луангпхабанг – такой замечательный город. Мне нравится его атмосфера. Как в Бразилии тридцать лет назад. Откроем тут маленький отель или магазин, это будет несложно и недорого, снимем квартиру, совьем гнездышко…

В ответ на эти слова я побледнела.

А ведь он говорил серьезно. Он бы так и сделал. Взял и переехал бы в Северный Лаос на неопределенный срок, построил бы там новую жизнь. Но я так не могу. Фелипе предложил мне такой тип путешествий, который я не могла принять безоговорочно, – это уже не путешествия даже, а готовность быть проглоченным незнакомым местом навеки. Мне эта идея не нравилась. И тут я впервые поняла, что все мои прежние путешествия были куда более дилетантскими, чем я представляла. Мне нравилось откусывать от мира по кусочку, но, когда доходило до того, чтобы остаться – остаться всерьез, – я хотела жить только дома, в своей стране, говорить на своем языке, быть рядом с семьей, в компании людей, которые верят во все то же самое, что и я, и думают так же. По сути, я была ограничена одним маленьким регионом планеты Земля – южная часть штата Нью-Йорк плюс сельские районы Нью-Джерси, северо- западный Коннектикут да пара кусочков Восточной Пенсильвании. Довольно узкий ареал для птички, которая зовет себя перелетной. А вот моя «летающая рыба», Фелипе, напротив, не был скован такими «домашними» ограничениями. Дай ему ведро воды – и он был бы счастлив в любой точке мира.

Разобравшись в этих различиях, я стала лучше понимать причины недавней раздражительности Фелипе. Ведь все его неприятности – неопределенность, унижения, связанные с процессом эмиграции в Штаты, – все это было из-за меня. Вместо того чтобы зажить новой и гораздо более беспроблемной жизнью в небольшой съемной квартирке в Луангпхабанге, ему приходилось терпеть вмешательство в свою личную жизнь со стороны государства. Мало того, он еще и мирился с постоянными переездами с места на место – а ведь ему совсем не нравится такой образ жизни – лишь потому, что чувствовал: я этого хочу. Так зачем я подвергаю его этим мучениям? Почему не даю ему отдохнуть – нигде?

И я решила изменить наш план.

– Давай просто поедем куда-нибудь на несколько месяцев и поселимся там, пока тебя не вызовут в Австралию на собеседование в иммиграционный центр, – предложила я. – Просто поехали в Бангкок.

– Нет, – ответил он, – только не в Бангкок. Мы с ума сойдем, если поселимся в Бангкоке.

– Да нет же, – возразила я. – Я не предлагаю поселиться в Бангкоке. Давай просто поедем в том направлении, потому что из Бангкока можно потом улететь куда угодно. Останемся там на недельку, поселимся в хорошем отеле, отдохнем и поищем дешевый билет на Бали. А на Бали попробуем снять маленький домик. И отсидимся в нем, пока все не закончится.

По лицу Фелипе я поняла, что идея ему нравится.

– И ты на это согласна? – спросил он. Мне вдруг пришла еще одна идея:

– Погоди-ка – а что, если нам удастся снять твой старый дом на Бали? Может, новый владелец сдаст его нам? А потом останемся там, пока тебе не сделают новую американскую визу. Ну, как тебе?

Фелипе на минутку задумался, но когда наконец заговорил, честное слово, я думала, он разрыдается от счастья.

Так мы и сделали. Поехали в Бангкок. Нашли гостиницу с бассейном и хорошим выбором крепких напитков в баре. Позвонили новому владельцу дома Фелипе и спросили, не сдается ли дом. И волшебным образом оказалось, что сдается, причем по вполне доступной цене – четыреста долларов в месяц, хоть и странно платить даже скромную сумму за дом, который когда-то был твоим.

Мы забронировали билеты на Бали, вылет через неделю. И Фелипе мгновенно повеселел. Он снова стал довольным, терпеливым, добрым – таким, каким я всегда его знала.

Что до меня…

Что-то во мне свербило.

Что-то не давало мне покоя.

Я видела, как Фелипе, расслабившись, сидит у теплого бассейна с детективом в одной руке и бокалом пива в другой, – но теперь настала моя очередь быть как на иголках. Дело в том, что мне никогда не стать человеком, который хочет сидеть у теплого бассейна с бокалом пива и детективом. Я все время думала о Камбодже, которая так рядом, так рядом… всего лишь через границу от Таиланда… Всегда мечтала побывать в руинах храма Ангкор Ват, но так и не добралась туда в предыдущих поездках. У нас еще неделя времени, лучшего момента и не придумаешь…

Но все же я не могла представить, как потащу сейчас Фелипе с собой в Камбоджу. Думаю, меньше всего на свете ему в тот момент хотелось лететь в Камбоджу и там лазать по крошащимся руинам храма на невыносимой жаре.

А что, если бы я поехала в Камбоджу одна, – всего на пару дней? Оставила бы Фелипе в Бангкоке торчать у бассейна в свое удовольствие. В последние пять месяцев мы почти каждую минуту каждого дня проводили в обществе друг друга, нередко в критических обстоятельствах. Вообще удивительно, что наша недавняя ссора в автобусе до сих пор была единственным серьезным конфликтом. Может, недолгая разлука пойдет нам на пользу?

Вместе с тем деликатность нашей ситуации заставила меня задуматься о том, стоит ли оставлять Фелипе даже на пару дней. Сейчас было совсем неподходящее время для капризов. Что, если в Камбодже со мной что-нибудь случится? Или с ним, пока меня нет? Что, если будет землетрясение, цунами, революция, самолет упадет, или он отравится, или его похитят? Что, если Фелипе пойдет гулять, когда меня не будет, и в Бангкоке его переедет машина, он сильно ударится головой и окажется в неизвестной больнице непонятно где, и никто не будет знать, кто он такой, а я его никогда не найду? Наше существование в этом мире в данный момент было критически неустойчивым, все было таким хрупким. Нас пять месяцев носило по планете в спасательной шлюпке, рассчитанной на одного, и крутило на волнах неопределенности. Наш союз был нашей единственной силой. Так зачем рисковать и расставаться в столь опасный момент?

С другой стороны, может, как раз настало время прекратить эту фанатичную боязнь неопределенности?