Вот в чем неудобство такого делового союза. Ведь это вопиющая несправедливость. Человек, который единолична добился такого заказа – предположим, заказ уже получен, – положит в карман только треть гонорара! Одну треть. Винс быстро подсчитал в уме. Скажем, здание обойдется в пятьсот тысяч долларов – это по самой скромной оценке. И, скажем, гонорар составит пять процентов от этой суммы, то есть двадцать пять тысяч. Но если разделить эти двадцать пять тысяч на три, получится только восемь тысяч с небольшим.
Против дележа с Эбом, разумеется, ничего нельзя возразить. Это дело особое, вроде вклада в солидное предприятие.
Винсент внезапно притормозил и свернул на Хай Брукроуд; ему почему-то захотелось еще раз как следует посмотреть на старый дом Вернона Остина. Проехав с милю, он остановил машину на подъездной дорожке, вылез и долго глядел на здание, которое скоро перейдет по наследству к Эбби и Трой.
Он обнаружил, что смотрит на дом совсем другими глазами, чем прежде. Это уже не дощатый музей, не мышеловка, которая мгновенно захлопнется в случае пожара, а старинный домашний очаг одного из Остинов. Почтенная перечница с огромной дымовой трубой в центре и чудесно отделанной входной дверью. Правда, до сегодняшнего дня Винс считал, что по горло сыт такими особняками – их в Нью-Хейвене и окрестностях полным-полно. А все-таки у этого дома есть индивидуальность. Разумеется, не такая, чтобы импонировать современному архитектору. Но именно поэтому все заговорят о Винсе, если он все-таки поселится в этом доме.
Винс закурил. Нужно как-то развить свою индивидуальность, сделать ее богаче. Он становится слишком шаблонным – настоящей копией, слепком Эба Остина. Это никуда не годится. Пусть люди говорят о нем. Взять хотя бы Раффа Блума – сколько о нем разговоров. А он, Винс, не привлекает к себе внимания, и это главный его просчет. Так продолжаться не может.
Перечница старого Вернона Остина. Теперь Винс уже хотел заполучить ее. Ему давно не терпелось спроектировать и построить себе дом, но он ни за что на свете не прикоснулся бы к деньгам Трой. Берлога Вернона одним махом решала и проблему собственного дома и проблему собственной индивидуальности.
Сигарета догорела до мундштука. Винс размахнулся, собираясь бросить ее в траву, но передумал, вышел на дорожку и тщательно затоптал окурок в гравий. Жаль портить такой великолепный газон.
Когда он разворачивал машину, налетел ветер, и на него остро пахнуло запахом свежескошенной травы.
Винс чихнул раз, другой. Ему стало не по себе: отчего он чихает – оттого, что так сильно пахнет сеном, или оттого, что заразился насморком от Бланш Ормонд?
Позже всех вернулся в контору Рафф Блум. Увидев стол, уставленный бутылками шампанского, и всех, кто сидел за этим столом, а главное, встретив настороженный взгляд Винса Коула, Рафф почувствовал стыд и вместе с тем гордость: карманы его были набиты старыми накладными и счетами, на обороте которых пестрели цифры, заметки, наброски будущего коктейль-бара Коркорана на Пост-роуд.
Сперва он ничего не сказал о своих переговорах с Коркораном. Трой протянула ему бумажный стаканчик с шампанским, и он выпил вместе со всеми. Впервые ему бросилось в глаза, как округлилась стройная фигурка Трой, как мягко светятся ее глаза. У беременных женщин часто бывают такие глаза, но у Трой они особенно привлекали внимание: глядя в них, никто не усомнился бы, что ребенок – это счастье.
Рафф внимательно слушал Винса, который сдержанным, размеренным голосом рассказывал о том, как ему удалось добиться приглашения выступить в будущий понедельник перед строительным комитетом ньюхиллской школы. Экое все-таки спокойствие, экая небрежность – начиная с коротких завитков каштановых волос и кончая манерой снимать пиджак и словно машинально расстегивать клетчатый вязаный жилет! Можно подумать, что этот жилет – часть его обычного рабочего костюма! Несмотря ни на что, Рафф бесконечно восхищался Винсом и понимал, как необходим новой фирме такой вот человек, способный поехать на несколько часов в Ньюхилл и, вернувшись, как ни в чем не бывало доложить, что у них наклевывается важный и выгодный заказ!
Потом настал черед Эбби, и он так мучился, сообщая о фиаско, постигшем его в Бриджпорте, что Раффу даже захотелось скрыть свою собственную маленькую удачу с перестройкой бара.
– Мне ужасно неприятно, – начал Эбби, наклонив узкое лицо и глядя исподлобья виноватыми улыбающимися глазами, – но у меня абсолютно ничего не вышло. – Эбби замолчал, и Рафф понял, что он ждет вопросов Винса. Но Винс воздержался от реплики, и Эбби заговорил снова. – Должно быть, я погорячился, но тут было от чего взорваться. – Он беспокойно поерзал на стуле. – Им, изволите ли видеть, нужен обычный романский фасад, только слегка модернизированный и смягченный. Банк есть банк, он должен выглядеть традиционно – на этом Этвуд уперся, и ни в какую! Нам, говорит, не подойдут архитекторы, которые не понимают разницы между банком и заводским корпусом: к этому сводились его возражения. Я прямо из себя выходил, доказывая, что он не прав. Потом я почувствовал, что все равно его не переубедишь, и сделал попытку как-нибудь договориться. Я ведь отлично понимаю, что такой заказ нельзя упускать. Во всяком случае, в теперешнем нашем положении. Но было уже поздно. Этвуд разозлился и ничего не захотел слушать. – Эбби посмотрел на Винса с некоторым вызовом. – Возможно, я не нашел правильного подхода к нему.
– По-моему, ты был абсолютно прав, – дипломатично сказал Винс.
– А ты как думаешь, Рафф? – Реплика Винса немного приободрила Эбби. – Ты... ты, наверно, считаешь, что я – мешугенер?
– Что думает Рафф, это ясно, – поспешно вставил Винс. – Он думает, что ты должен был наставлять старика до тех пор, пока он не обратится на путь истинный.
Винс угадал. Рафф считал, что архитектор не смеет поворачиваться к невежественному клиенту своим эстетским задом; такого клиента надо просветить или хотя бы дать ему возможность привыкнуть к идеям, которые сам архитектор усваивал на протяжении многих лет. Но Раффу так хотелось избавить Эбби от ощущения вины и неуверенности в себе, что он сказал:
– Что за вздор, Эбби! Тебе виднее, что тут можно было сделать. Судя по твоим рассказам, если бы ты пошел на уступки, нам пришлось бы строить Гадвилл.
Эбби просиял.
– Ну, раз мы единодушны, значит, все в порядке. В общем, этот заказ так или иначе был обречен на провал.
– Ты сделал все, что мог, миленький, – заметила Трой. Она встала и снова налила всем шампанское. Лем Херши пустил по кругу тарелки с икрой и крекерами.
– А что слышно у тебя, Рафф? – спросил Винс. – Удалось тебе?.. – Не договорив, он поспешно вытащил из кармана бумажную салфетку и чихнул. – Прошу прощения.
Рафф дожевал второй крекер. Из-за неудачи Эба ем все еще не хотелось рассказывать о своем успехе. Он решил отшутиться.
– Si monumentum requires, circumspice, – с пафосом продекламировал он.
– Что это значит? – потребовал объяснения Винс теребя бронзовые пуговицы жилета.
– Эпитафия Кристофера Рена, – сказал Рафф и тут же перевел: – Если хочешь увидеть его творения, погляди вокруг.
– Какая прелесть! – воскликнула Трой.
– Кажется, эта эпитафия подойдет и для меня. Первым моим творением, очевидно, будет питейное заведение Коркорана.
– Но это же отлично, Рафф! – Эбби искренне обрадовался. Он потянулся через стол и пожал Раффу руку.
– Поздравляю! – в тон Эбби сказал и Винс, но тут же добавил: – Слушай, Рафф, а это действительно стоящее дело? Есть у этих субъектов деньги? Или мы наживем кучу хлопот, а потом...
– Не думаю, – сказал Рафф. – По-моему, из этого может получиться первоклассная работа. – Он порылся в карманах, вытащил кучу каких-то бумажек и разложил их на доске. – Корки – Джозеф Коркоран – замечательный парень. Другого такого клиента не сыщешь. Меня он слушал так, точно я произносил нагорную проповедь. – Рафф продолжал, имитируя шепелявый выговор Коркорана: – «Рафферти, я собаку
