У меня аж челюсть отвалилась. Что он, шутит? Откуда мне здесь взять соломенную шляпу?
— В боте лежит одна, можете ее надеть.
Надо же, какое человеколюбие, просто удивительно. Я стремглав понесся к релингу и подтянул бот к лоцманскому трапу, давая дорогу капитану. Однако Вульф покачал головой:
— Старший садится последним.
Тогда я спрыгнул в бот сам и уже оттуда подтянул его к трапу «Доры». Довольный Вульф спустился по трапу и сел за румпель.
— Грот ставить!
Я немного замешкался с грота-фалом и дирик-фалом, но потом все пошло как по маслу.
— Отдать носовой. Правый кливер-шкот выбрать!
— Стаксель ставить!
Мы уже порядочно отошли от «Доры» и взяли теперь курс к берегу. Вульф потравил шкоты. Я нахлобучил свою новую шляпу. Со свежим бризом мы резво побежали вверх по реке Гуаяс.
Через несколько миль с обеих сторон нас обступили густо поросшие мангровыми лесами болотистые берега. Шаткие деревянные мосточки вели через мангровые заросли к маленьким хижинам, покрытым банановыми листьями. Но вот стали встречаться и домики побольше. Вскоре мы поравнялись с маленькой пристанью. Капитан Вульф растравил шкоты. Долговязый, иссиня-черный негр принял передний швартов и ловко закрепил его на пал.
— Фосс, следите, чтобы прилив не затянул бот под пирс.
Вульф скрылся в направлении домиков. Великан-негр спрыгнул ко мне на борт и помог убрать паруса.
— Мануэль, — ткнул он себе в живот указательным пальцем.
Тем же жестом ответил и я:
— Йоханнес.
— Ах, си, си, Хуаннес.
Так началось мое обучение испанскому. Мануэль был боцманом у дона Педро и заботился о его боте. Дон Педро и Вульф (здесь его называли дон Альфредо) в тот же вечер определили все, что надо было заменить на обоих ботах.
Превратить боты в близнецов — такова была главная цель моей работы. К счастью, работа эта оказалась не особенно трудной. Все работы мы выполняли вместе с Мануэлем. Мануэль при этом, не переставая, болтал со мной. Слова свои он дополнял отчаянной жестикуляцией и гримасами да еще рисовал вдобавок на досках разные штуки плотницким карандашом или чертилкой. Судостроение от этого в скорости отнюдь не выигрывало. Зато я быстро выучил множество испанских слов и выражений и вскоре уже владел всей корабельной терминологией и важнейшими ругательствами.
Несколько дней спустя дон Педро и дон Альфредо еще раз сравнили свои суда и, видимо, остались довольны, потому как в последующие дни каждое утро оба отправлялись куда-то на своих ботах, а после обеда вместе возвращались обратно. Пришвартовавшийся первым встречал другого отменно вежливой улыбкой, после чего следовала долгая дискуссия, почему один из них оказался быстрее, а другой — промедлил. Убирая паруса, мы с Мануэлем невольно вслушивались в эти разговоры. Что я не понял, Мануэль растолковывал потом по второму кругу.
Вечерами я выбирался иной раз в город, ходьбы до которого было примерно полчаса.
Впрочем, чаще всего я оставался на боте, ложился на палубе, укрывшись брезентом. С берега слышалось кваканье лягушек, стрекотание цикад, зудение комаров, бренчание гитар и прочие многочисленные шумы пестрого тропического мира. Я лежал, глядел на огромные яркие звезды, и сна у меня не было ни в одном глазу. Когда я засыпал, не знаю, но спал крепко, без сновидений и пробуждался только в шесть утра, когда на небе уже сияло солнце, а Мануэль кричал мне с берега:
— Амиго…
Я быстренько выливал на голову ведро воды и бежал к нему в дом. Его старшая дочь Мария ставила передо мной чашку горького горячего кофе и тарелку мучной каши-затирухи. Потом мы с Мануэлем готовили оба бота и ждали наших яхтсменов.
— Завтра мы с доном Педро хотим провести регату вдоль побережья. Продлится она весь день. Собирайте инструменты, пойдете со мной.
— Си, си, сеньор!
Вульф изумленно посмотрел на меня.
— Есть, капитан!
Мы с Мануэлем занялись ботами. На следующее утро мы вышли в море вместе со своими донами. Мария стояла на пирсе и махала платочком. Капитан Вульф старался не упустить ни единого дуновения ветра и замучил меня на шкотах. В бухте дул, как обычно, легкий бриз. Однако, судя по небу, Расмус[35] припас нам еще кое-какие сюрпризы. Над водой стояла сизая дымка, солнце подернулось тусклой вуалью.
— Старт между маяком и барком, — сказал Вульф, — с последним ударом соборного колокола. Сейчас без пяти десять.
Оба бота курсировали взад и вперед перед стартовой линией. Капитан то и дело поглядывал на часы и прикидывал на глазок, не очень ли до нее далеко. Мы с Мануэлем, каждый на своем боте, сидели, скрючившись, возле кофель-планок, готовые по первому сигналу травить, выбирать, а если потребуется, то и раздергивать стаксель и кливершкоты.
— Еще три минуты — выбрать кливер-шкот!
Вульф сам обтянул потуже гика-шкот. Бот накренился и круто к ветру понесся к линии старта. Метрах в девяноста от нас с подветра шел дон Педро. Мы выигрывали ветер, зато он на добрых два десятка метров обгонял нас.
— Еще минута…
Стартовая линия приближалась. Не прийти бы только на нее слишком рано. Нет — с суши донесся первый удар колокола. Треугольник барк — наш бот — маяк стремительно сжимался в одну прямую линию. Шестой удар, седьмой, восьмой. Бот дона Педро уже у самой линии. Делать нечего, приходится ему вставать в левентик и терять ход: иначе — фальстарт. Девятый удар, десятый! В то же мгновение мы оказываемся в створе между «Дорой» и маяком.
— Ноль… старт! — крикнул Вульф на другой бот, успевший уже снова набрать ход. Но теперь дон Педро отставал от нас метров на двадцать.
О спортивных гонках представление у меня было тогда самое расплывчатое, а о регатах я и вовсе не слыхивал. Но стартовая лихорадка охватила меня мгновенно. Сейчас-то я думаю, что самое лучшее было бы, пожалуй, развивать только те виды спорта, где нет ни победителей, ни побежденных. Но это, наверное, всего лишь несбыточные фантазии старика, глубоко противоречащие человеческой сути. Я и сам очень долго грешил против этой столь поздно открывшейся мне истины, если только она вообще истина. Да и сейчас еще стоит другой машине пойти на обгон, как моя правая нога тут же начинает зудеть и глубже вдавливает педаль акселератора.
Стоп, стоп, Ханнес, опять ты перепутал свою пряжу. Мотай ее скорее назад и помни, что ты еще во цвете юных лет (господи, звучит-то как приятно!), в Гуаякильской бухте и водителем автобуса в Виктории (Британская Колумбия) станешь еще не скоро.
Поначалу мы с капитаном Вульфом изо всех сил старались оторваться подальше от бота дона Педро, а дон Педро, друг Вульфа, и Мануэль, мой друг, прилагали все усилия, чтобы доказать нам, что и они тоже не лыком шиты.
И доказали: спустя некоторое время им удалось-таки догнать нас, и вот мы уже потихоньку начали отставать. Краешком глаза я увидел, как, стремясь еще туже обтянуть кливер-шкот, Мануэль даже сел на него. Рассмотреть этот прием как следует я не мог: Вульф не давал мне передышки ни на секунду.
— Потравить кливер-шкот!
— Много, выбирай! Еще чуть! Так, хорошо!
— Откренивай с наветренного борта! Да ложись на него, ложись! Так, еще чуть вперед!
И вот я лежу на палубе возле каюты как живой балласт. Резанет бот носом волну — и меня тотчас обдает облаком мелких брызг. Но солнце на экваторе жгучее, минута — и рубашка опять сухая.
