В памяти Антона тут же возникло неподвижное, серьезное лицо Санчеса, его взгляд, направленный в сторону, и сбивчивый отчаянный монолог в самом конце встречи. «Они не остановятся, это же очевидно… Кто не прислушивается к знакам Аи, тот пеняет на себя… У них другие ставки…»
– Мне все противно здесь, – проговорил Бонэ. – Но я не могу отсюда уехать! Не могу, верите?!
– Стоцкий не выпустит вас просто так? – предположил Антон.
– Это полбеды! – всплеснул руками Бонэ. – Если бы дело было только в этом… Нет! Меня что-то держит здесь! Какая-то сила, будь она неладна!
Антон насторожился. Что-то знакомое почувствовал он в этих словах и их интонации.
– Я чувствую, что нет у меня никакой физической мочи… – продолжил Бонэ. – Я не могу это объяснить. Думаю, что все, кто живет на Ае долгое время, испытывают нечто подобное. Не находите?
Антон тут же воспользовался зацепкой и решил сменить тему:
– Возможно. Но… Однако, господин Бонэ, онны-то уехали.
– Онны! – Лицо Бонэ вновь стало приобретать оживленный вид. – Зачем сравнивать нас с оннами? Это некорректно вообще-то.
– Считаете, что оннов и людей вообще нельзя сравнивать?
– Ну, смотря в чем. Господин Сапнин, не стоит вдаваться в сравнительный анализ оннов и людей – бесперспективное это занятие, скажу я вам. Уж поверьте!
– Одну минуту! Вот вы говорите, что эксперименты Земли повлекли за собой существенные изменения на планете. Трагедии в том числе. А почему же онновская колонизация прошла для Аи незамеченной?
– Думаю, что дело в людях… – не сразу ответил Бонэ. – Вот только до сих пор не знаю: были ли наши работы санкционированы оннами или нет?
– Вы хотите сказать, что деятельность людей на Ае стала нести угрозу для нее, а онны знали и закрывали на это глаза?
– А что, вы настолько хорошо знаете оннов, чтобы это исключить? Так вот! Мое мнение, если угодно, насчет оннов следующее. Когда они поняли, что процессы на Ае стали плохо управляемы и опасны, они ушли. Сбежали от греха подальше!
– И ничего не сказали Земле?
– Почему же «не сказали»? Во-первых, очень даже могли сказать!.. Только кто их услышал, я вас спрашиваю? Да и хотел ли вообще услышать – вот что главнее!
– А во-вторых?
– Во-вторых, вы не предполагаете, что онны могли видеть угрозу исключительно для своей расы? А?
– Но позвольте, господин Бонэ! В мясорубке «черного марта» вперемешку гибли и онны, и люди! Люди – в большей степени, чем онны. Ваше предположение мне видится неубедительным.
– Да бросьте вы! Я что, разве сказал, что онны ушли, испугавшись последствий трагедии? Что угроза для этой расы заключается именно в гибели членов их сообщества? Я такого не говорил.
– Э-э… А чего же тогда испугались онны?
– Не знаю, – развел руками Бонэ.
– Тогда такой вопрос: онны принимали биоблокаторы?
Антон сам не понял, почему спросил это. Сработало что-то внутри, на уровне подсознания – оно, бедное, тоже не дремало и участвовало в работе как могло.
– У вас есть сведения, что это не так? – вскинул брови Бонэ. – Лично у меня – нет.
– Хорошо. Что такое «молочко»?
Бонэ вытянул губы и немного подумал.
– Странно, как вы до него добрались. Крайне закрытая информация, на мой взгляд. Откуда узнали?
– В одной записи было случайно упомянуто, – уклончиво ответил Антон. – Так что же это такое?
– Лучше вам спросить у «цветоводов». Хотя чего спрашивать – все равно не скажут! – Бона хмыкнул и снова задумался. – Знаете, по крайней мере, в мою бытность работы на «Слезах» я о «молочке» ничего не слышал. А тут, на «Саде», я в проектах с цветочками не участвую. Уж извините.
– Сами не захотели?
Бонэ вздохнул.
– В тематику, курируемую лично господином Стоцким, стараюсь не соваться. Сижу себе в лаборатории, изучаю местных жучков да паучков… На Базе торчать скучно – ученый как-никак…
– Понятно. Господина Питера Саймона знаете?
– Кто это?
– Техник второго энергоблока. До момента третьей трагедии был здесь на станции в группе «опылителей».
– А-а… – протянул Бонэ. – Нет… Ничего о нем не знаю, хотя понял, о ком вы говорите. Вы знаете что! Вы поговорите насчет этого техника с госпожой Мирелли.
– Мирелли?
