струнам в последний раз.
– Никогда не слышал обо всех этих назгулах, Сауронах, Мордоре и прочем, – заметил Тиндекет, со странным любопытством наблюдая за лицом Хелькара. У того не дрогнула ни одна ресница.
– Но что это за крылатая смерть? – спросила Глиргвай. – У назгула были крылья?
– Нет, – сказал Реммевагара. – Он летал на каком-то крылатом чудовище, созданном темной магией.
– Нам бы сейчас этого назгула, – вздохнул Тиндекет. – Вместе с чудовищем!
– Он же был злым, как я поняла, – заметила Глиргвай. – Вряд ли бы он помог нам.
Маха поднялась с ковра.
– Пойдем покурим, Хелькар, – сказала она.
– Может, ты покормишь сначала? – заметил Тиндекет.
– Он не хочет есть, – ответила недовольная Маха.
Тиурику, тонко почувствовав момент, протянул ручки к матери и тоненько заплакал. Маха хотела рассердиться, но передумала и рассмеялась.
– Он всегда играет на твоей стороне, – сказала эльфка, взяла ребенка и покинула зал.
Тиндекет подошел к камину, оперся на украшенную причудливыми фигурку полку.
– Ну что же, – сказал он, глядя на Хелькара в упор. – Нам называть тебя «ваше величество»?
– Не понял?
– Брось, – сказал Тиндекет. – Ты сразу сказал, где они полетят – потому что сам летал здесь. Но это все твои личные дела, назгул, меч Нуменора…
– Меч Саурона, – глухо поправил его Хелькар.
Глиргвай тихо ахнула. Тиндекет беспечно махнул рукой:
– Теперь ты Махин меч, Морана отдала тебя ей! Ты можешь призвать эту… летучую тварь?
Хелькар поправил заколку. Блики волшебного пламени из камина отразились от впаянных в эмаль крохотных изумрудов, пронеслись по стене россыпью зеленых световых зайчиков.
– Мы… мы нехорошо расстались, – сказал он угрюмо. – Она услышит, если я позову, но не знаю, придет ли.
– А Маха знает, что у тебя есть…тварь? – спросил Реммевагара.
Хелькар кивнул.
– Вот почему ты не сказал о ней сразу, – сообразил Тиндекет. – Я сразу удивился, что ты в кои-то веки решил положиться на пулеметы. Но ты попробуй, позови.
Глаза у Хелькара были цвета ночного неба – серые, чернеющие в глубину. В этот момент они стали черными.
– Ну пожалуйста, – тихо сказала Глиргвай.
– Мы вас все очень просим, ваше величество, раз уж Маха не попросила, – добавил Реммевагара самым почтительным голосом, на который был способен. – Давайте все забудем о старых размолвках….
– Я потерял свое королевство, и я больше не король, – ответил Хелькар. – Но вот что мне интересно – где ты, Реммевагара, услышал эту песню.
– Это колыбельная, мне мать пела, – признался полуэльф. – Там еще много куплетов, я уже не все помню. Я просто запомнил, как того короля звали. Редкое имя. И про кольца там…
Глаза Хелькара снова начали чернеть, и Реммевагара замолчал.
– Совершенно невозможно предотвратить утечку информации, – пробормотал Король- Призрак. – Даже если погибнут все, кто имел к ней доступ по долгу службы. Даже если переписать все летописи, которые расходятся с новой версией истории. Все равно – семьсот лет спустя матери будут петь своим детям колыбельные на стихи, сложенные доморощенным поэтом по мотивам материалов секретности уровня А! Вот почему так?
– Не знаю, – сказал Реммевагара с сочувствием. – Говорят же – «песню не задушишь, не убьешь».
– А где оно находилось, твое королевство? – спросил Тиндекет.
– Здесь, – ответил Хелькар. – Я могу появляться и летать только над теми землями, которые принадлежали мне.
– А как оно называлось? – осторожно поинтересовалась Глиргвай.
– Ангмар.
– Ты, значит, Хелькар Ангмарский, – сказал Тиндекет миролюбиво. – Ну ты уж попробуй договориться с той тварью… Хочешь, я с тобой пойду? Она, кстати, огня не выдыхает?
– Может, она давно тебя простила, да только стесняется подойти, – добавила Глиргвай.
Хелькар встал.
– У меня от вас уже голова кругом, – сказал он. – Огня она не выдыхает… по крайней мере, не выдыхала, когда я был с ней знаком. И я буду звать ее сам, один.
Эльф хмыкнул и добавил, глядя на Тиндекета:
– Она, когда не в духе, обычно разрывает на куски… А теперь каждый боец будет на счету. Спокойной ночи всем.
Ваниэль встала и прошлась по землянке взад-вперед. В одном из подземных убежищ партизаны сделали кухню, и брат и сестра встретились здесь – кухня находилась как раз на полпути.
В неверном свете алого магического шара, завешенного под потолком, фигурка сестры казалась черной. Ошарашенный принц молчал, не зная, что сказать. Все услышанное им напоминало какую-то нелепую и жестокую сказку. Рингрин вырос в мире, где драконы правят империями, и выдыхают огонь только на парадах в свою честь. Эльф бездумно вертел в руках кинжал – наследное оружие Унэнгвадолов, подаренное королем сыну на день совершеннолетия. На рукоятке был вытиснен герб рода, напоминающий по форме снежный вихрь или умбон.
– Мы уходим за Шенору, – сказала Ваниэль. – Завтра же. Энедике я уже сказала, чтобы не рассчитывали на нас.
– А они собираются… воевать с драконами? – спросил Рингрин.
– Да, они хотят одолжить у Махи пулеметы, – ответила эльфка.
– Пулеметы? Что это?
– Не знаю, я никогда их не видела, – призналась Ваниэль. – Наверное, какие-то особенно мощные катапульты. Это волшебное оружие, Морана дала его одному из эльфов Махиного отряда. Но у нас нет волшебных катапульт, и мы уходим. Когда позицию нельзя удержать, ее сдают.
Рингрин задумчиво провел кинжалом по поверхности стола.
– Нет, – сказал принц.
– Что? – тихо переспросила Ваниэль.
– Уходи, если хочешь, – повторил Рингрин. – Я со своими ребятами останусь.
Эльфка заплакала.
– Ты не понимаешь! Ты не представляешь, что здесь будет! Ты не видел Большого Пожара, а я…
– Да, не видел, – сказал Рингрин. – А ты не думаешь, что детский ужас лишает тебя разума?
– Но мы же ничего не можем сделать! Мать обещала меня одному из богов, ты знаешь, –
