Грусть не для тебя

узнать.

Но, за то время, которое ушло на то, чтобы выпить текилу, мои акции значительно упали в ее глазах. Я превратилась всего-навсего в упрямую мать-одиночку. Все равно как если бы у меня были кудряшки, мозолистые руки и пособие по безработице. Больше я не представляла для нее никакого интереса.

Когда Клэр допила свой коктейль, то взглянула на мой.

— Можно?

— Пей, — не пожадничала я.

Она сделала несколько глотков и взглянула на часы.

— Ох, черт! Смотри, как поздно.

— Ты торопишься? — удивилась я. Обычно Клэр было невозможно выпроводить.

— Да, — сказала она. — Я обещала Джоселине перезвонить. Она хочет куда-нибудь пойти вечером. А я разве не говорила?

— Нет, не говорила.

Клэр натянуто улыбнулась:

— Да. Ужин и немного спиртного. Конечно, ты тоже можешь пойти, если хочешь. Пусть даже и не будешь пить. Мы всегда тебе рады.

Клэр пригласила меня, Дарси Рон, из милости. Мне очень хотелось пойти — просто для того, чтобы доказать, что я еще не разучилась веселиться. Но я была слишком возмущена, чтобы сразу ухватиться за это предложение. И потому сказала, что, увы, мне нужно сделать несколько звонков. Я ждала, что она начнет меня уламывать, но Клэр тут же встала, отнесла стакан на кухню, перебросила ремень сумочки через плечо и сказала самым бодрым голосом:

— Тогда до свидания, милая… Еще раз прими мои поздравления. Спокойной ночи. Ты ведь сумеешь развлечься сама, правда?

Нет нужды говорить, что прошла целая неделя, а Клэр так и не упомянула о переезде вторично. Вместо этого я узнала от еще одной подруги по работе, что Клэр и Джоселина вместе ищут квартиру в пригороде. От самой Джоселины я услышала, что она встречается с потрясающим парнем — Джошем Левином. Я ведь его знаю?

Это была последняя капля. Соль на открытую рану. Даже верная, слепо преданная Клэр покинула и предала меня. Я бегом вернулась в свой кабинет, оглушенная и заплаканная, думая только о том, что же мне теперь делать. Даже не успев обдумать все как следует, я понеслась в кабинет Коула, где сообщила боссу, что мне немедленно нужен отпуск. Я сказала ему, что у меня кое-какие личные проблемы. Коул спросил, не может ли он чем-нибудь помочь. Я ответила, что нет, мне просто нужно уехать на несколько дней. Он сказал, что пока я ему все равно не нужна, что сотрудников у него хоть отбавляй, в то время как эффективность резко снизилась, и потому я могу взять отгул на любое время и вернуться, когда мне самой захочется. Сказав это, он красноречиво взглянул на мой живот. Ошибиться было невозможно. Коул узнал мой секрет.

Клэр, самая большая сплетница Манхэттена, сделала из меня очередную сенсацию. А я вписала ее в свой все увеличивающийся список врагов — людей, которые должны пожалеть о том, что встали на моем пути.

17

Следующие несколько дней я утешалась тем, что слушала музыку — Уитни Хьюстон, Мадонну и все остальное, что способствовало поднятию духа, — и напрягала мозги, пытаясь изобрести хоть какой-нибудь план, чтобы мне было не так стыдно после стольких обломов. Нужно было сделать еще одну попытку — сменить место работы, вспомнить старых друзей. Я перебрала всех своих знакомых по Нью-Йорку, но никто и в подметки не годился ни Дексу, ни Клэр, и ничто не могло заменить мне нашей РН-фирмы. Похоже, у меня не было выбора. Но в тот самый момент, когда я уже по-настоящему отчаялась, мне позвонили из Индианаполиса. Это была Аннелиза, моя последняя подруга.

— Привет, Аннелиза, — сказала я, чувствуя себя виноватой зато, что называла ее скучной, забывала перезвонить и издевалась над ее мирным провинциальным существованием в качестве школьной учительницы. Мне стало очень стыдно из-за того, что, гостя в Индиане, я даже не зашла взглянуть на ее новорожденную Ханну. — Я так рада, что ты позвонила, — сказала я. — Как поживаешь? Как Ханна?

Я терпеливо слушала, пока Аннелиза рассказывала о ребенке и жаловалась на недосып. Потом она спросила, как у меня дела, и, судя по тону, ей была известна история моих бедствий. На тот случай, если ее интересуют подробности, я рассказала ей все.

— Моя жизнь разрушена. Не представляю, что делать, — жаловалась я в трубку.

— Дарси, милая, — сочувственно произнесла Аннелиза. — Просто не знаю, что сказать. Я… я так за тебя волнуюсь.

— Да уж, волноваться есть о чем, — продолжала я. — Я зашла в тупик. И во всем виновата Рейчел.

Мне так хотелось, чтобы она бросила хоть что-нибудь уничижительное о Рейчел, своей второй лучшей подруге. Какую-нибудь маленькую колкость, которая стала бы для меня целительным бальзамом. Но Аннелиза никогда не славилась злоязычием, так что она просто спросила:

— А вы с Рейч не можете хотя бы попытаться все исправить? Ведь это так ужасно.

— Нет, черт возьми!

Аннелиза добавила что-то еще о прощении, из разряда душеспасительных назиданий, которыми она прониклась после того, как вышла за Грега — прирожденного проповедника.

— Нет, — сказала я. — Я никогда ее не прощу.

Аннелиза вздохнула (слышно было, как орала Ханна Джейн, и эти надоедливые вопли отнюдь не пробуждали во мне материнский инстинкт).

— общем, в любом случае я подумываю о том, чтобы сменить обстановку. Я прикинула насчет кругосветного путешествия или какой-нибудь поездки в том же духе, но это не совсем то, что мне хочется. Я люблю комфорт. Особенно теперь, когда я беременна.

Тогда Аннелиза намекнула, что лучше бы мне провести эти несколько месяцев дома, с семьей, и родить в Индианаполисе.

— Будет просто здорово увидеться с тобой, — сказала она. — Между прочим, я работаю в замечательном детском садике при нашей церкви. Тебе очень понравится. Ты наконец, начнешь спокойную жизнь.

— Мне не нужна спокойная жизнь. Наоборот. Я хочу сбежать. И потом, я не могу вернуться в Индиану. Это… такое унижение. Ну, ты понимаешь. Как будто я совсем опустила руки, отчаялась и смирилась с поражением.

— Ладно! — Аннелиза добродушно засмеялась. — Я поняла. В конце концов, кто мы такие в нашей Индиане — да, Ханна?

Ханна взвыла в знак согласия.

— Ты понимаешь, что я имею в виду. Вам нравится такая жизнь, и это здорово. Но я-то вовсе не похожа на провинциальную девочку…

— Ни капельки, — сказала Аннелиза.