Ассасины

– Да, сказал. Хочешь знать, не выжил ли я из ума? Знаешь, я задаю себе тот же вопрос. Стоит ли того дело? Есть ли смысл снова приносить себя в жертву Церкви? Кому нужна эта вера во всякую ерунду?

– Мудрые люди никому не нужны, Бен.

– Не думаю, что я нужен тебе или кому-то еще на этом свете.

– Мне необходимо знать. Правду ли ты говорил, когда сказал, что любишь меня?

– А кто-нибудь прежде говорил тебе это? Мужчина, я имею в виду?

– Да. Но одно дело влюбленность в семнадцать лет, и совсем другое, когда это любовь. Что ты имел в виду под этим словом?

– Ну, начать с того, что мне уже далеко не семнадцать. Любовь, сестра. Имел в виду просто любовь. Прости, не хотел осложнять тебе жизнь, но я... я действительно люблю тебя. Только, ради бога, не спрашивай, почему или за что. Я не знаю... Любовь, она просто приходит и все. Может, это лишний раз доказывает мое безумие. Может, служит доказательством, что я могу полюбить, когда уже потерял всякую надежду. Чего вообще ты от меня хочешь? Ночь на дворе.

– Не надо больше вопросов. Я должна подумать. Мне нужно время. Дай знать, если вдруг передумаешь.

Она ушла прежде, чем я успел шевельнуться. Так и стоял посреди комнаты в пижаме и смотрел на дверь, за которой она скрылась.

Во что это я впутываюсь?

Нет, это просто невероятно.

Монахиня...

5 Дрискил

В вестибюле горели тысячи свечей, свечи освещали и бальную залу виллы Инделикато, построенной еще в шестнадцатом веке знатными его предками. Кто только не принадлежал на протяжении четырех столетий этой прославленной фамилии! Кардиналы, государственные деятели, ученые, банкиры, мошенники, поэты, генералы, воры – кровь Инделикато текла в жилах всех этих людей, и вот теперь на вилле собрались последние представители рода.

Сама вилла поддерживалась в безупречном порядке, штат постоянной прислуги составлял человек тридцать, не меньше. Теперь она была домом кардинала Манфреди Инделикато, который в глазах наиболее осведомленной римской элиты имел очень хорошие шансы стать преемником Папы.

Все было устроено с огромным вкусом и размахом. Мерцание свечей озаряло розоватый мрамор, камерный оркестр играл Вивальди, старинные гобелены отсвечивали золотыми нитями, из открытых дверей лился аромат сосен, представители духовенства при полных регалиях, женщины в элегантных нарядах «от кутюр» демонстрировали акры сливочно-белой плоти. Рядом с ними – седовласые мужи, которые могли позволить себе таких женщин, кинозвезды, члены Кабинета министров, шум голосов смешивался со звуками музыки. Сам воздух был пронизан возбуждением и ожиданием, продиктованными осознанием того, что Папа умирает сейчас у себя в покоях, и в этом возбуждении даже ощущался некий оттенок сексуальности.

Мы с сестрой Элизабет и отцом Данном прибыли в заботливо посланном за нами Д'Амбрицци лимузине. Поднялись по высокой пологой лестнице и тут же слились с толпой. Элизабет окружили какие-то ее знакомые, к Данну беспрестанно подходили священники, а потому я остался в одиночестве. Шампанское лилось рекой, длинные столы были уставлены изысканными закусками, еду и напитки также разносили на подносах официанты в смокингах. Свечи и электрические лампочки разливали вокруг розоватое мерцание.

Вилла была не только местом грандиозных приемов, но и частным музеем. Стены высотой футов в сорок были увешаны гобеленами и живописными полотнами великих мастеров, цена каждого наверняка составляла просто астрономическую сумму. Коллекция собиралась членами семьи Инделикато на протяжении веков, и плоды их трудов были теперь налицо: Рафаэль, Караваджо, Рени, Рубенс, Ван Дейк, Мурильо, Рембрандт, Босх, Хальс и так далее. Все это собрание казалось каким-то нереальным, в доме были сосредоточены просто несметные богатства.

Я медленно переходил из одной галереи в другую, любовался полотнами, потягивал из бокала шампанское и временами даже забывал, зачем я здесь.

Никто из нас не знал, чего ожидать от этого приема. Во-первых, почему нас вообще пригласили? Данн, прежде не обмолвившийся об этом ни словом, вдруг оказался близким другом Д'Амбрицци и заявил, что пригласили нас сюда потому, что Инделикато вместе с Д'Амбрицци занимался по распоряжению Папы поисками убийцы Вэл. И вот, поскольку мы занимались одним делом, Инделикато якобы захотел с нами познакомиться. Но почему Д'Амбрицци так настаивал на нашем присутствии? В ответ на этот вопрос Данн лишь пожал плечами. Очевидно, у Д'Амбрицци были какие-то свои личные причины, даром, что ли, он заявил, что в конце приема все выяснится. Что-то должно произойти. Просто мы не знали, что именно и как. При мысли об этом даже замечательное шампанское не лезло в горло.

Сестра Элизабет выглядела весьма эффектно в черном бархатном платье с квадратным вырезом и брошкой-камеей, которую, по ее словам, подарила Вэл. Волосы были зачесаны назад и перехвачены черной лентой. Мы встретились у входа в гостиницу «Хэсслер», и она одарила меня улыбкой. Никогда прежде не замечал, чтобы она так улыбалась. Словно между нами никогда не было конфликта. Глаза наши встретились, она взяла меня за руку, я помог ей сесть в лимузин. Я вспомнил о ночном разговоре в номере и почему-то сразу успокоился. Мы с ней словно начали все с чистого листа и, вне зависимости от того, какие решения будут затем приняты, могли прекрасно ладить.

Уже на приеме мы вновь столкнулись на широкой лестнице, перекинутой между галереями, и смотрели вниз, на все прибывающих гостей. Элизабет подняла на меня глаза.

– Какой истории ты веришь? – И тут она пересказала мне свой разговор с Санданато, подчеркнув его убежденность в том, что за всем этим с самого начала стоял Д'Амбрицци. Что будто бы Д'Амбрицци ставит своей целью полный контроль над Церковью и непременно тем самым разрушит ее. – Д'Амбрицци у нас или хороший парень, или плохой. Вопрос в том, как это узнать.

– Понятия не имею. Да все они плохие парни. Ладно, согласен, он подходит под все критерии плохого