Сюда он приехал на свою ферму, чтобы отдохнуть в тиши нашего захолустья, а мы упросили его в качестве консультанта помочь нам наладить дело в местной полиции. И теперь платим ему номинальную зарплату – доллар в год, чтобы он оставался начальником полиции. Похоже, это ему нравится.
– И что он сказал?
– Сказал, что подъедет посмотреть, если удастся вытащить машину из снега. Метель- то усиливается.
Я поставил граммофонную пластинку с одной из сонат Бетховена. Мы сидели в библиотеке молчаливые, не в состоянии отделаться от мысли, что там наверху в кресле лежит Сирил, недвижимый, мертвый… Со стен библиотеки на нас взирали именитые нацисты и дед. Но вот сквозь рев метели донесся звук подъезжавшей машины, свет фар пронизал снежные вихри. Теперь у подъезда стояли уже три автомобиля, и снег все сильнее и сильнее заносил их. Открыв дверь, я увидел черный «кадиллак», а за рулем человека с сигарой. Не выпуская сигары изо рта, хозяин машины поспешил к дому.
– Здравствуйте, меня зовут Олаф Питерсон.
Мы обменялись рукопожатиями.
10
Олаф Питерсон приехал сюда в такую пургу не затем, чтобы стоять и вести пустые разговоры о погоде в Миннесоте. С ходу спросив Брэдли, где находится труп, он стал быстро подниматься по лестнице. Мы с доктором последовали за ним, а Пола осталась в библиотеке. Питерсон был среднего роста, в элегантном замшевом пальто цвета ржавчины, с симметричными лацканами на пуговицах, смуглый, почти брюнет. Он казался скорее выходцем с Ближнего Востока, чем скандинавом с берегов какого-нибудь фиорда. Густые черные усы спускались вниз по углам рта. Словом, выглядел он совсем не таким, каким я его представлял.
Снова оказавшись в спальне деда, я наблюдал за Олафом Питерсоном. Он внимательно осматривал место происшествия, зажав подбородок смуглой волосатой рукой. Ногти на его лопатообразных пальцах были тщательно ухожены. Он расстегнул пальто, и под ним оказался темно-синий рыбацкий свитер, надетый поверх желтой сорочки. Ее воротничок поднимался до подбородка: у Питерсона была очень короткая шея.
– Ваш брат? – спросил он.
Я кивнул.
– Труп обнаружили вы? Ничего здесь не трогали?
Я опять кивнул.
– Мисс Смитиз… – Он помолчал, перевел глаза на Брэдли: – Как фамилия ее покойного мужа? Филлипс?
Брэдли в свою очередь кивнул.
Питерсон приблизился к столу, уставился на фужер и закрытую бутылку «курвуазье», потом опустился на колени, осмотрел ее в свете лампы. Поджав губы, стал размышлять вслух – к этой его особенности мне пришлось привыкать.
– В порядке предположения допустим, что бутылка была непочатой и он сам откупорил ее. В доме нет постоянных обитателей, которые могли бы прикладываться к ней время от времени, и тем не менее осталось только полбутылки. – Он посмотрел на нас снизу вверх и широко улыбнулся, как посредственный клоун, довольный своей плоской, избитой остротой и смехом публики. – Таким образом, либо Сирил Купер сам хватил изрядно, либо… – Он помолчал для большего эффекта и выпалил: – Либо кто-то еще пил вместе с ним! А коль скоро тут был кто-то еще, не мешало бы с ним потолковать. – Физиономия Питерсона снова засияла, но в ту же секунду улыбка исчезла, и он серьезно посмотрел на меня: – Это та сторона детективной работы, мистер Купер, которую я обожаю. Самая легкая ее часть, мистер Купер. Надо думать, для вас смерть брата была большим потрясением. Кстати, а сами вы не убивали его? Нет, вряд ли.
– Я проделал весь этот путь сюда из Бостона по его вызову, – ответил я. – Он хотел встретиться здесь со мной двадцатого.
– И вы опоздали, мистер Купер. – Он больше не смотрел на меня, а энергично помешивал кочергой золу в камине.
– Нет, к вашему сведению, я не опоздал. Я приехал вечером. Поздно вечером.
– Тогда почему же вы его не обнаружили сразу, позвольте вас спросить?
– Потому что его здесь не было. По крайней мере…
– Значит, вы заходили в эту комнату?
– Нет, я…
– Но вы были в доме? Вы ночевали здесь?
– Нет.
– Нет? Мне показалось, вы сказали, что приехали вчера вечером. Должно быть, я ослышался… – Он продолжал стоять ко мне спиной.
Брэдли тем временем достал из золотого портсигара сигарету, постучал концом о крышку.
– Я действительно приехал вчера вечером. Зашел в дом около одиннадцати, походил внизу какое-то время, потом взял бутылку коньяка и поехал во флигель у озера, там и заночевал.
– И брата вы не видели?
– Естественно, нет.
– Здорово мело, мистер Купер?
– Да, здорово.
– И вы не заметили следов машины, ведущих к дому?
– Нет. Был совершенно ровный наст. И сугробы.
– Но очень темно?
– Да, очень. Ни луны, ни электрического света.
– Та-ак. – Он наконец-то соблаговолил повернуться ко мне лицом. – Значит, вы не заметили никаких следов, которые говорили бы о приезде вашего брата, потому что, как я полагаю, он приехал раньше вас, мистер Купер, и все следы, которые он оставил, к тому времени замело. – Он снова расплылся в улыбке. – Пожалуйста, поймите, это только догадки, одни догадки, мистер Купер. – Улыбка исчезла с его лица. – Но готов руку дать на отсечение, что я прав. – Он повернулся к Брэдли, слушавшему его с легкой усмешкой. – Я повидал на своем веку чертовски много трупов, доктор, и сказал бы, что этот человек мертв уже по крайней мере целые сутки. – Он посмотрел на свои маленькие, изящные, квадратной формы золотые часики. – Вы же, мистер Купер, тоже находитесь здесь около суток. Странное совпадение, не так ли? Вы проделали весь этот путь сквозь пургу и приехали сюда, возможно, за несколько минут до смерти своего брата. – Он покачал головой. – Откуда прибыл ваш брат, мистер Купер? Насколько мне известно, он здесь давненько не появлялся. Откуда он взялся?
– Из Буэнос-Айреса, – ответил я. – Во всяком случае, телеграмма пришла оттуда.
– С ума сойти, из Буэнос-Айреса! – удивился он. – Стоило мчаться бог весть откуда, чтобы в родном доме умереть. Глупо, не правда ли?
Мы спускались вслед за ним по лестнице, когда Брэдли поинтересовался, как моя голова. Прежде чем я успел ответить, Питерсон спросил не останавливаясь:
