воды после свержения Перона. Вероятно, он оказывал услуги еще кому-то, и, полагаю, немаловажные, был слишком полезен, а посему избежал позорной смерти и безымянной могилы, что нередко случалось в те дни. – На секунду на лице Роки появилась грустная улыбка и тут же исчезла. Он опустил глаза, глянул на бумаги.
– Единственное, о чем всем абсолютно точно известно, так это о его активном участии в переправке в Аргентину в конце Второй мировой войны и вскоре после ее окончания большого числа немцев – в основном нацистов, конечно. Сент-Джон, однако, всегда казался мне человеком исключительно аполитичным, но вот его шеф Перон восхищался Муссолини и другими господами такого же толка. – Рока еще раз пробежал взглядом досье, взял нижнюю страницу и положил ее сверху. – Сент-Джон рассматривал бежавших немцев как существенный источник дохода… но для кого? – Он развел руками, держа ладони вверх. – Прежде всего для себя лично, затем для самого Перона и, я твердо убежден, для государственной казны. Что ни говори, речь шла об огромных суммах, а режим Перона не добился успехов в экономике. Он нуждался в деньгах и не гнушался никакими средствами для их добывания.
С едой было покончено. Официант убрал со стола и подал кофе с коньяком. Рока попросил принести сигары, и мы молча закурили в уютной тишине. Было начало двенадцатого вечера.
– Как мы можем узнать, – спросил я наконец, – что нужно было моему брату от Сент- Джона? Ведь все, о чем вы сейчас рассказали, – далекое прошлое.
– Я думаю, вы можете узнать об этом, спросив самого Сент-Джона. Пока же нам надо обсудить еще ряд вопросов, которые касаются пребывания вашего брата в Буэнос-Айресе и довольно прочно связывают его с прошлым Сент-Джона. – Он полистал бумаги, сделал какую-то пометку на полях шариковой ручкой. – Ваш брат вылетел из Буэнос-Айреса, пробыв здесь всего неделю. Установить его перемещения оказалось задачей далеко не простой, но нам неожиданно повезло – отыскался водитель такси, который в основном обслуживает тех, кто останавливается в гостинице «Клэридж». Дважды он возил вашего брата в длительные поездки. – Рока внимательно глянул на бумаги поверх очков. – Один раз в парк Палермо, где проходил матч игры в поло, и другой – в поместье Альфреда Котмана.
– Котман – немец?
– Не просто немец, а один из ведущих деятелей нашей немецкой общины, к тому же классный игрок в поло, несмотря на преклонный возраст. Котман приехал сюда в тысяча девятьсот сорок третьем году, а точнее – двадцать пятого декабря, в первый день Рождества, и с тех пор так и живет здесь. Он сказочно богат. Пожалуй, это самая крупная добыча Сент- Джона. Перон тогда еще не пришел к власти, но представлял собой весьма влиятельную фигуру в закулисной борьбе, и Сент-Джон был его ближайшим соратником.
В июне тысяча девятьсот сорок третьего года Рамон Кастильо был свергнут военной хунтой. Армия уже в тридцатые годы находилась под сильным влиянием нацистов, понимаете, и прилагала все усилия – решительно все, мистер Купер, стремясь вовлечь Аргентину в орбиту стран «оси», как их стали называть впоследствии. Ей отводилась роль плацдарма. Она должна была стать своего рода «Германией» Южной и Северной Америки, провозвестницей «нового порядка» в Новом Свете. Эта попытка в конечном счете так никогда и не увенчалась успехом, но что касается армии, тут фашисты значительно преуспели. Армия представляла собой сугубо пронемецкую, чисто тевтонскую организацию, вплоть до обмундирования, знаков различия, не говоря уж о ее организационной структуре и мировоззрении военнослужащих.
Однако, устранив Кастильо, армейские генералы не поделили власть. Раусон – первый президент из военных – пробыл на своем посту всего один день. Генерал Рамирес, сменивший его, продержался девять месяцев. Именно в этот период Сент-Джон организовал приезд сюда Котмана. Место Рамиреса занял Фаррель и правил до тысяча девятьсот сорок шестого года. После него на арену вышли полковник Хуан Доминго Перон и его жена – актриса Ева. Они вместе властвовали девять лет. За эти девять лет, мистер Купер, Хуан и Ева Перон перекраивали страну на свой лад, как во благо ей, так и во зло, и лишь теперь мы с грехом пополам выползаем на свет из-под мрачной сени перонизма. – Некоторое время он задумчиво смаковал коньяк, потом продолжал: – Перон сейчас сбежал в Испанию, но кое-кто не прочь был бы его вернуть. В годы господства Перона Мартин Сент-Джон неизменно вертелся около него. А поскольку Перон преклонялся перед фашизмом, то принимал немецких эмигрантов, многие из которых обладали несметным богатством, с распростертыми объятиями. Перон разбогател на этом деле, Сент-Джон получил свою долю, а немцы обрели тихую обитель в раздираемом войной мире, в котором многие относились к ним далеко не доброжелательно. – Он стряхнул пепел с сигары в пустой бокал. – Что касается Котмана, он был крупным промышленником в Германии. Когда пришло время, он эмигрировал и живет здесь вот уже четверть века, тихо, ни во что не вмешиваясь. Как говорится, абсолютно безупречен, мистер Купер, никаких компрометирующих связей с нацистами… во всяком случае, ничего подобного не было замечено.
Ужин закончился, коньяк был допит, сигары догорали. Рока захлопнул папку, снял очки в золотой оправе, аккуратно сложил их и сунул в черный кожаный футляр.
– Все, о чем я вам только что рассказал, вы найдете в этом досье. – Он улыбнулся, подписал счет, и мы вышли из ресторана. После помещения с кондиционером душный влажный воздух на улице, будто кулаком, ударил нам в лицо.
Из темноты вынырнул низкорослый бледнолицый человек и распахнул перед нами дверцу черного четырехместного «шевроле». Мы забрались на заднее сиденье, а маленький человечек уселся за руль.
– Мне кажется, – сказал Рока, когда машина скользила по ночным улицам города, – у вас нет особой необходимости впутываться во все сложности и хитросплетения жизни Буэнос-Айреса. Ведите себя осторожно и осмотрительно, и все будет хорошо. Аргентина – это загадка, мистер Купер. Не судите нас слишком строго. Вы сойдете с ума, пытаясь во всем разобраться. Просто занимайтесь своими делами, удовлетворяйте свою любознательность и наслаждайтесь нашим чудесным летом. И все будет прекрасно.
Рока мне нравился: невозмутимый, умудренный опытом, гостеприимный, щедрый на добрые советы. Но он явно меня запугивал.
– Я уже договорился с мистером Сент-Джоном. Завтра утром вы встретитесь с ним. В досье все указано. И пожалуйста, давайте увидимся еще раз до вашего отъезда из Буэнос- Айреса.
– Обязательно, – ответил я. – Буду искренне рад. – Это было правдой. Я долго смотрел ему вслед, пока черный «шевроле» не растворился в потоке машин.
Духота стояла невероятная. Я весь взмок.
– Мое имя Sinjin, мистер Купер. – Он засмеялся, в груди его забулькало, заклокотало – результат неумеренного курения и употребления крепких напитков. – Произносится Син-Джин. Американцы зовут меня Сент-Джон.[7] Ну прямо тебе библейский святой, не так ли? А это ко мне никак не подходит, вы не находите?
Передо мной сидел широкоплечий человек в мятом засаленном белом костюме с цветком в петлице. На колене он держал широкополую соломенную шляпу с яркой лентой и плоским верхом. Морщинки густой сеточкой собирались в уголках приветливых карих глаз. Из-за неряшливости он казался старше своих лет, хотя, по словам Роки, ему еще не было и шестидесяти.
– Надеюсь, это вполне подходящее место для встречи, дружище. Когда Рока позвонил, я уже назначил заседание попечительского совета здесь, в опере, рано утром, а идти на
