– Церковь в райцентре, – брякнул я первое, что мне пришло в голову.
Наверное, потому, что недавно – нет, давно, в прошлой жизни, когда я еще был при жене – слышал подобную информацию по телевизору. Единственной моей мыслью тогда было следующее «Попадись мне эти воры-христопродавцы – собственноручно задушил бы».
– Да? – Баба Федора живенько встала на ровные ноги. – Надо к Дарье сбегать, рассказать.
– Деда поднимайте. С ним что-то не то.
– Ой, боженьки! – Бабка всплеснула руками. – Никифор, голубчик, ты чего!? Вставай, вставай, я сейчас кашку сварю… Ты меня слышишь? Людоньки, он помирает! Ой, мамочки, ой, Господи!…
Баба Федора запричитала так, что у меня в ушах звон пошел.
– Отставить! – гаркнул я, как заправский старорежимный унтер-офицер. – Живой он. И еще лет двадцать проживет. Нашатырь у вас есть?
– А как же… где-то здеси… – заметушилась бабка. – Вот! Нашла.
– Отлично.
Я намочил нашатырным спиртом какую-то тряпицу и ткнул ее прямо в нос храпящего деда.
Реакция на импровизированную «скорую помощь» превзошла все мои ожидания. Дед взбрыкнул, словно молодой жеребчик, резво соскочил с кровати и в одних подштанниках понесся на улицу. Я просто обалдел. Ни фига себе примочки…
Естественно, мы с бабкой в едином порыве ломанулись следом, едва не застряв в дверях. Может, дед сбрендил от нашатыря?
Картина, которая открылась нашим взглядам, была патриархально-обычной в деревенской глуши. Дед Никифор стоял под кустом бузины и с огромным наслаждением – со сладострастными стонами и довольным кряхтеньем – справлял малую нужду.
Да, видать деда здорово прижало…
Мы с бабкой потихоньку вернулись в избу. Спустя некоторое время к нам присоединился и дед Никифор. Когда он оделся (бабка спала в халате, в котором вышивала по деревне с утра до вечера), я спросил:
– Что это с вами?
– Голова болит, – ответил дед удивленно, щупая свою макушку. – Странно…
Еще как странно. Лицо деда было таким же бледным до синевы, как и у бабки Федоры, когда я увидел ее лежащей на своей постели.
Что-то здесь не так…
– Вы никуда ночью из дому не выходили? – с деланной небрежностью спросил я бабку.
– Я?
– Ну да, вы.
– Христос с тобой, сынок! По ночам мы не шастаем. А что такое?
– Ничего. Мне почудилось…
– Что тебе почудилось? – не отставала бабка.
Ну все, попал я как кур в ощип. Теперь баба Федора от меня не отцепиться, пока я не придумаю ей какую-нибудь сногсшибательную историю.
Но на посторонний мыслительный процесс у меня не было ни времени, ни желаний, поэтому я сделал старикам ручкой, сказал «Все вам доброго» и прытко выскочил на улицу – чтобы бабка за рукав не цапнула, и не тормознула меня на часок.
– Ты чего приходил, сынок? – прокричала мне вслед баба Федора, стоя на пороге.
– Соли попросить, – ответил я машинально.
– Так чего же не взял?
– Вспомнил, что у меня в кладовой есть еще одна пачка.
– Тогда конечно… Заходи, соколик, ежели что. Будем рады.
– Спасибо, как-нибудь…
Добрые люди… И какая-то тварь едва не отправила их на тот свет. Я теперь был совершенно уверен, что стариков усыпили каким-то газом. И это с их не очень крепким здоровьем…
А бабка Федора вовсе не ведьма, которая на метле прилетела в мою избу. Ее принесли и подложили ко мне в постель. Чтобы напугать меня до смерти. А потом вернули обратно, в свою избу, пока я пребывал в расстроенных чувствах.
И моя отключка, когда я вечером брыкнулся непонятно от чего, как бык на бойне, также с этой оперы. Меня тоже усыпили. Но как, каким образом? Это вопрос. Которым я сейчас и займусь.
Так думал я, озабоченно хмурясь и размашисто шагая по нашему деревенскому
