то вышел с пустыми руками. Значит, наше дело почти в шляпе.
– А где его жена?
Шуня довольно хохотнул.
– Обычно в субботу она остается дома, по магазинам вышивает. А чего ей не вышивать? Бабок куры не клюют. Личный водила и телохранитель в качестве грузчика. Но три дня назад наш хитрован отправил ее с детьми принимать солнечные ванны, – сказал он, довольно потирая руки. – И наверное, за бугор. Так что скоро она не вернется. Как раз этого момента я и ждал. Хаза чистая.
– Неужто он оставил дом без охраны?
– Да там менты по улице сутками топчутся. Ты же знаешь. Это снаружи. А внутри козырная сигнализация.
Шуня хитро ухмыльнулся.
– Но мы тоже щи не лаптем хлебаем, – сказал он уже серьезно. – Все продумано, Санек. В половине двенадцатого у нас сбор. И смотри, чтобы никаких бумажек и ксивы в карманах не было. Оденься попроще, в какое-нибудь тряпье.
– Да я и так вроде не во фраке… – Паленый критически посмотрел на свою одежду.
– Эти шмотки уже многим примелькались. Вдруг найдется какой-нибудь Соколиный Глаз. И шапочку не забудь.
– Не забуду, – пообещал Паленый.
– Тогда вперед. Только хорошо отоспись, чтобы потом скулами не трещал, когда пойдем на дело.
– Попытаюсь…
Они подошли к особняку рекламного магната со стороны парка. Паленый посмотрел на трехметровой высоты забор и сокрушенно покачал головой.
– Плохо… – прошептал он на ухо Шуне. – Не видно, что творится во дворе. Вдруг там сторожевые псы?
– Знамо дело, есть такой факт.
– Но тогда как…
– Учись, пацан, пока я живой.
С этими словами Шуня бросил во двор несколько камней. И сразу же они услышали басовитый лай. Довольно ухмыляясь, Шуня достал из кармана полиэтиленовый пакетик, и, подождав, пока пес не окажется совсем рядом, но по другую сторону стены, отправил его содержимое вслед камням.
– Прикормка… – шепнул он Паленому. – Ни один кобель не устоит, чтобы не схавать. Проверено. Личный рецепт.
– Отрава?
– Что ты! Я же не зверь какой-то, чтобы несчастную животину травить. Снотворное…
Они ждали недолго. Пес успокоился, и стало слышно, что он начал есть прикормку. Немного подождав, Шуня смело забросил на гребень забора веревочную лестницу с крюками, обернутыми тряпками – чтобы не стучали. Пес на шум не среагировал.
– Кемарит, – довольно осклабился Шуня. – Малинка [9] что надо.
– Я полезу первым, – храбро сказал Паленый.
– Нет уж, братэла, в бой должны идти старики. Профессионалы. Так что придерживай лестницу, чтобы она не болталась, как бычий хвост, а я пойду на штурм. Сумку с инструментами ты потащишь. Не забудь!
– Не забуду, – пообещал, дрожа от возбуждения, Паленый.
Пес и впрямь сладко спал, положив лобастую голову на мохнатые лапищи. Это был кобель какой-то неизвестной породы; он немного смахивал на кавказскую овчарку, только имел длинную шерсть в мелких завитках – как у овцы.
– Если проснется раньше времени, – сказал Паленый, – нам капут. Вон какие клыки…
– Не дрейфь, будет спать до утра. Я впрыснул в мясо двойную дозу. Это и для слона достаточно. Все, потопали. Только тихо!
Они подошли к особняку и, притаившись в тени под стеной, стали ждать.
– Чего ждем? – спросил Паленый.
– Затмения, – нервно хихикнув, ответил Шуня.
Его тоже немного трясло от воровского азарта. Наверное, мыслями он был уже внутри здания.
Им пришлось томиться под особняком не менее получаса. Шуня уже не скрывал волнения и тихо матерился:
– Ну, ежели этот козел меня подведет… Ей-ей, замочу, как последнего фраера!
– Ты это о ком? – спросил Паленый.
– Есть один кореш… Он должен перерубить кабель от подстанции, которая питает Сироткин квартал. Что-то он задерживается.
– Ему известно, что мы?..
– Ничего он не знает, – сердито ответил Шуня. – Что-либо знать ему не положено. Его дело маленькое – обесточить сигнализацию и получить свои бабки. Все.
Как ни ждали они этого момента, но свет погас совершенно внезапно. Они даже вздрогнули от неожиданно наступившей тишины и полной темноты. Умолкли на какое-то время даже собаки, брехавшие то там, то сям.
– А теперь, Санек, надо торопиться… – Шуня поднялся по ступенькам к входной двери и достал связку отмычек. – Посмотрим, что тут за диво… – пробурчал он, осветив на мгновенье замочную скважину крохотным фонариком.
Шуня управился с двумя дверными замками минут за семь.
– Буржуи хитры, а мы – смекалисты, – нервно хихикнул Шуня, распахивая бронированную дверь. – Нам и не такие нутряки приходилось отжимать. [10] Входи…
Очутившись внутри особняка, Шуня первым делом замкнул двери.
– Зачем? – удивился Паленый.
– А вдруг наш бобер вернется раньше времени? Все может быть… тьфу, тьфу! Так мы услышим, что кто-то шебаршит, и спрячемся. Тут есть, где зарыться, домина как Дворец культуры.
Шуня накаркал. В поисках денег и ценностей они успели осмотреть только четыре комнаты (без особого успеха), как вдруг раздался шум автомобильного мотора, затем мужские голоса, потом открылись ворота гаража, в который можно было въезжать прямо с улицы (он находился в полуподвальном помещении особняка), и машина мягко вкатилась внутрь здания.
Из гаража был выход на первый этаж; это Паленому и Шуне было известно.
– Мать твою!.. – выругался Шуня. – Не было печали…
– Мы попались! – трагическим шепотом сказал Паленый.
– Не хорони себя раньше времени. Лезем на чердак.
Особняк был трехэтажным. На чердак вела крутая деревянная лестница, которую Паленый и Шуня преодолели в один момент. Затаившись за какими-то ящиками и коробками, они стали ждать дальнейшего развития событий.
Судя по голосам, приехали двое – скорее всего, хозяин особняка и еще кто-то. Первый ругался, как сапожник, сетуя на перебои с электричеством, а второй помалкивал, лишь изредка поддакивая густым басовитым голосом.
Но вот хозяин немного успокоился, и где-то с полчаса они говорили о своих делах мирным
