Он был заполнен до половины: старинные бусы, броши, две массивные серьги дутого золота, серебряное колечко, шесть золотых червонцев царской чеканки, несколько крохотных серебряных рюмочек, зеркальце, оправленное в серебро, стеклянный флакончик в тонкой позолоченной оплетке, необычной формы наперсток, похоже, бронзовый, четыре кофейные ложечки из серебра с золотой инкрустацией и какие-то бумаги, завернутые в газету.
– Красивые вещицы… – сказала актриса.
Ольховская знакомилась с содержимым ларца, показывая их старому ювелиру.
Но вот Ариадна Эрнестовна достала завернутый в тканевый лоскуток массивный перстень из какого-то серебристо-белого металла с едва приметным золотистым блеском.
Тонко прочеканенные лепестки и завитушки, сплетаясь в гнездо, охватывали большой прозрачный камень, венчающий перстень.
– Экая симпатичная безделушка… Это хрусталь, Модест Савватиевич?
Крутских не ответил. Он жадно схватил перстень и бросился к верстаку.
Там он долго рассматривал камень через лупу, затем буквально рухнул на стул, схватившись рукой за сердце.
– Что случилось? – встревожилась Ольховская.
– Ничего, ничего… не случилось… Вы… вы знаете, что это?… Что это за камень?
– Н-нет…
– Боже мой, никогда бы не подумал… Это же “Магистр”!
– Простите, что такое магистр?
– Бриллиант чистейшей воды! Называется “Магистр”. Фу-у…
Крутских вытер носовым платком вспотевшую лысину.
– Вот так штука…
– Бриллиант!? – удивилась Ольховская. – Откуда? Такой большой…
– Огромный! И дорогой. Да ему просто нет цены!
– Сколько же он стоит? Хотя бы примерно.
Модест Савватиевич, немного подумав, назвал цифру со многими нулями. Пораженная Ольховская на некоторое время потеряла дар речи.
– И это только его стоимость по весу. А если сюда приплюсовать то, что “Магистр” имеет еще и большую историческую ценность… Да-с… Цены ему нет. Интересно, как он очутился у Софьи Леопольдовны? – спросил Крутских, благоговейно глядя на перстень.
– Не знаю… – наконец опомнилась от изумления Ольховская. – Бабушка никогда о нем даже не упоминала.
– Как бы там ни было, но я поздравляю вас, Ариадна Эрнестовна, с такой ценной находкой. Это просто чудо, свершившееся на моих глазах.
Крутских церемонно склонил свою круглую голову и протянул перстень актрисе.
Ольховская взяла его с опаской, словно он был раскален до бела.
– Я думаю… нужно сдать его государству, – сказала она задумчиво.
– Что вы, как можно! – возмутился Модест Савватиевич. – Вы так богаты, что в состоянии позволить себе такой дар?
– Богата… – Актриса скупо улыбнулась. – Все мое богатство, это старая квартира и немного денег на старой, «замороженной» банком сберегательной книжке, которые я уже не надеюсь получить.
– Тогда о чем речь. Продав «Магистра», вы обеспечите себе безбедное будущее.
– Так-то он так… – Актриса пребывала в смятении. – Трудно сказать, как перстень попал к бабушке… Но что он не мог принадлежать нашей семье, это точно. Бабушка жила бедно. А тут… целое состояние.
– Может быть, может быть…
Крутских суетливо вытер потную лысину носовым платком.
Он никак не мог оторвать взгляд от перстня с бриллиантом, который актриса держала в руках. Модест Савватиевич буквально пожирал его глазами.
– Может, еще по чашечке?… – указав на чайник, спросил старый ювелир, наконец совладав со своими эмоциями.
– Не откажусь…
Они поговорили еще немного, – о том, о сем – попили чаю.
Но больше о перстне не было сказано ни слова. Казалось, что по обоюдному согласию на драгоценность они наложили табу.
Затем Ольховская, забрала ларец и ушла.
Перстень с “Магистром” актриса положила в сумочку. Она поглядывала на него с опаской и непонятным томлением в груди.
