– Спасибо. Вы свободны, Курткин.
Парень, не отводя глаз от преступника, попятился, затем застенчиво улыбнулся Дубравину и вышел.
– И вам спасибо, товарищи, – поблагодарил майор мужчин. – До свидания. Пусть зайдет дежурная, – обратился он к Белейко.
Дежурная чинно присела на предложенный стул и принялась протирать очки. Преступник по-прежнему стоял у стены, отрешенно глядя в окно.
Майор вынул из папки несколько фотографий и разложил их перед старушкой.
– Помните, вы говорили, что в перерыве между телефонными разговорами Новосад и Алифановой из дома вышли три девушки? И одна не была вам знакома?
– Еще бы не помнить…
– Посмотрите, – показал Дубравин на фотоснимки, – здесь ее случаем нет?
Старушка принялась неторопливо перебирать их, что-то пришептывая. Наконец отложила один в сторону и сказала:
– Знамо, она.
Дубравин не скрывал своего удовлетворения:
– Не ошиблись?
– Да чтобы я ошиблась!… – загорячилась дежурная.
– Хорошо, хорошо, верю. Это, кстати, фотомонтаж…
Когда за дежурной закрылась дверь, майор взял снимок-фотомонтаж и показал преступнику.
– Вам удивительно идет женская одежда, – сказал Дубравин с иронией. – Что вы теперь нам скажете?
Преступник молчал.
– Надеюсь, вы понимаете, что отрицать очевидное нет смысла. Чересчур серьезные улики.
– Сознаюсь…
Преступник растянул свои тонкие злые губы в какой-то странной гримасе, весьма отдаленно похожей на улыбку.
– Я… это сделал. Она случайно увидела… перстень. Пригрозила разоблачением. У меня не было иного выхода… Я любил ее, поверьте! Любил… Будь оно все проклято! И прошу вас, хватит на сегодня…
За окном уже опускался вечер, но Дубравин не зажигал свет в кабинете – так было уютней. Белейко прихлебывал горячий чай и слушал своего друга.
– Знаешь, что меня натолкнуло на эту мысль? Фотография из альбома Алифановой. Там девчата переодеты и загримированы под мужчин. В театральном учат искусству грима досконально, и он, со своей лощеной физиономией, мог применить эти познания в нашем случае, чтобы уйти с места преступления неопознанным. Так и получилось: мы ведь искали мужчину, притом сильного, тренированного, следуя выводам судмедэксперта. А он таким и был – в училище занимался дзю-до, имел первый разряд. Применил прием из серии удушающих. Ему здорово повезло в одном – что он проскочил незамеченным мимо дежурной, когда сообразил помочь Курткину тащить шкаф. И хорошо, что парнишка в конце концов опознал его, вспомнив этот эпизод. Между прочим, его я подозревал с самого начала следствия. Но меня сбило с толку, несмотря на его сомнительное алиби, то, что убийца буквально испарился с места преступления. И поскольку быть такого, по идее, не могло, мы и сосредоточили свои усилия на жильцах дома мужского пола.
– Женя, но какие нужно иметь нервы, чтобы переодеться в одежду убитой, которая лежала рядом…
– Нервы? Это подонок, Бронек. Алчный, развращенный эгоист. Хладнокровный, расчетливый, циничный. Он надел не только платье и пальто Новосад, но и старые сапоги ее – рост у них почти одинаков, размер обуви у него только на номер больше – и платок, и чулки. Свою одежду он сложил в саквояж, протер пол. Только пол, учти, потому что был в перчатках.
– Значит, к убийству готовился заранее…
– Точно… Затем вышел на улицу, где-то переоделся, а саквояж с одеждой Новосад бросил в воду. Помнишь, там рядом пруд? Теперь он покрыт льдом. И на попутке добрался к Ольховскому, где преспокойно сел играть в преферанс. По времени все выходит точно, даже с запасом, я считал.
– И все-таки, как он мог решиться на убийство?
– Выхода у него, видите ли, не было… Прокомментировал – будь здоров…
– Жалко Новосад. Какая изумительная девушка…
– Еще как жалко. И трудно понять, что ее могло с ним связывать.
– Судьба…
– Легче всего наши ошибки на судьбу перекладывать. Но что-то, наверное, в этом есть… У Новосад, как я понимаю, был ключ от его квартиры. Из театра она пошла к нему, но дома его не было. Он где-то задержался по пути. Каким-то образом ей попался на глаза перстень с
