пределы владельцы, чиновники и казаки с их крестьянами и посполитыми[32] были причислены к Почепу и обложены повинностями как жители удельного княжества Меншикова.
Возмущенный Скоропадский обратился к Петру. В результате Меншиков в очередной раз получил серьезную выволочку, дьяка Лосева, который межевал Почепщину, удалили, а государь издал Сенату указ: тому, что гетман после Полтавской баталии отдал князю Меншикову и что жалованной грамотой утверждено – быть за ним. А что сверх того примежевано и взято, возвратить гетману и послать нарочного, чтобы то размежевание упразднить.
Озлобленный на Скоропадского, Меншиков конечно же выпросил у государя помилования, но поклялся отомстить и гетману, и Малороссии. Мелкие уколы не в счет – сколько их было! Но тотчас же после ссоры с Меншиковым из Петербурга начали поступать приказы о посылке казаков на работы и в походы.
В 1716 году несколько тысяч казаков под командой генерального хорунжего Сулимы были отправлены на рытье канала Волга – Дон; в 1720 году – 12 тысяч для работ на Ладожском канале и 5 тысяч – на постройку Киевской крепости; в начале 1721 года пришел указ выделить 10 тысяч казаков для похода на Персию.
А до этого, в декабре 1720 года, пришло повеление отправить на земляные работы по строительству Ладожского канала еще 12 тысяч казаков с тремя полковниками, что и было исполнено в феврале следующего года. Начальниками были наказной гетман, черниговский полковник Павел Полуботок, лубенский полковник Андрей Маркевич и опять-таки генеральный хорунжий Иван Сулима, который умер в дороге.
В этот поход были призваны казаки всех полков. Из них перемерло на работе 2461 человек и осталось в больницах над Ладогою 244. И это не считая умерших и больных казаков миргородских и стародубских, о которых ведомость не была составлена.
К зиме, оставив казаков на попечение Маркевича, Павел Полуботок вернулся домой, сказавшись больным. Но при встрече со Скоропадским рассказал гетману всю жестокую правду.
«Нас там всех уложат, Иван, – сумрачно вещал черниговский полковник. – Если так и дальше пойдет, казаки или разбегутся, уйдут за Днепр, или восстанут».
«Чур тебя! – замахал на него руками испуганный гетман. – Нам сейчас только и не хватает большой крови. От мора 1711 года до сих пор не можем прийти в себя».
Полуботок горестно вздохнул: от моровой язвы, что длилась три года, в Черниговском полку умерло почти 12 тысяч человек. А потом еще саранча все посевы сожрала, и к болезням добавился голод.
«Господи, за что ты караешь Украйну?!» – воскликнул в конце разговора Полуботок. Эти слова черниговского полковника, которые он произнес год назад, вдруг зазвучали в голове Скоропадского как похоронные звоны. Он встрепенулся и с трудом поднял тяжелые веки. Над ним склонилась Настя.
– Ивасю, выпей… – Она заботливо поддержала его голову, и теплый травяной отвар полился в желудок.
Сделав последний глоток, Скоропадский откинулся на подушки и уже вполне осмысленно посмотрел на жену. Он знал, что казаки называют его подкаблучником, но ничего поделать с собой не мог – свою Настю он любил больше всего на свете. Скажи она, чтобы гетман оставил булаву и стал простым пасечником, он сделал бы это, не задумываясь.
Настя родилась в семье еврея-выкреста Марка, который имел пятерых сыновей и семерых дочерей от брака с дочерью прилуцкого старосты Григория Корниенко (тоже еврея, который стал основателем рода Огановичей). Красавицей была у Марка жена. И дочери красотой в нее пошли. Повлюблялись в них казацкие сотники. Однако сабли имеются не только у сотников, но и у врагов: послетали вскоре головы с плеч у всех зятьев. Но недолго горевали Марковы дочки вдовами.
И года не проплакала о своем генеральном бунчужном Косте Голубом дочь Марка Анастасия. Потерял из-за нее голову сам гетман Иван Скоропадский. Пал на колени под ее каблучок, да так до конца жизни и не поднялся.
Не Иван Скоропадский правил отчаянными казаками, а его жена. Вытащила Настя к богатству всех своих пятерых братьев, да и о сестрах не забыла, устроив их мужьям подлинную синекуру. И отца облагодетельствовала – благодаря любимой дочери он получил дворянское звание и стал шляхтичем. От имени гетмана Настя подарила ему два больших прилуцких села – Большие и Малые Девицы.
Став родичами гетмана, ни Марк, ни его сыновья времени даром не теряли. Настя назначила брата Андрея походным гетманом на то время, когда казаков погнали строить Петербург и воевать со шведами. Летели под шведскими палашами казацкие головы, тонули казаки в петербургской грязи, а сундуки счастливчика Андрея наполнялись талерами и драгоценностями.
Когда Меншиков стал теснить Мазепу, да так, что тот сбежал к Карлу ХII, первым, кто примчался доложить светлейшему князю об измене гетмана, был сын Марка. Меншиков воровал по-крупному, но и своим приближенным давал возможность красть, запуская руку в государеву казну; а любимчикам, среди которых был и Андрей Маркович, раздавал такие должности, что они могли золото грести лопатой.
И у Андрея было много сыновей и дочерей. Младший сын, Яков, рвался в науку, был любимчиком самого Феофана Прокоповича. Но не захотела тетка, чтобы племянник стал монахом, женила его на дочке полковника черниговского Полуботка. Да вот только Павел Полуботок почему-то сильно невзлюбил и Анастасию Марковну, и ее племянника.
Но именно его имя назвала Настя, когда гетман окончательно пришел в себя:
– Ивасю, там к тебе Павел Леонтьевич…
В ее черных, как виноград, глазах мелькнула фиолетовая искорка. Она тоже не особо жаловала Полуботка, так что их «любовь» была взаимной.
– Зови! – оживился гетман.
– А может, ты отдохнешь? Потом…
– Настя, моя голубка, я скоро отправлюсь на вечный отдых.
– Не говори так, Ивась! Ты крошишь мое сердце на кусочки.
– Бедная, бедная… – Гетман поднял исхудавшую руку и погладил жену по щеке. – Что с тобой будет, когда я уйду… Люди злые… Так и норовят обидеть. Все, все, не плачь… Кличь Павла! Времени осталось мало, а я должен с ним поговорить.
Анастасия Марковна тяжело вздохнула, смахнула слезы и вышла из опочивальни. Вскоре дверь отворилась, и на пороге появился Полуботок.
– Павло… – Скоропадский с усилием привстал. Полуботок бросился к постели и подложил ему под спину подушки, чтобы гетман мог разговаривать с ним полусидя. – Здравствуй, Павло…
– Ах, Иван Ильич, что же с тобой болезнь сделала! – воскликнул искренне огорченный Полуботок.
– То не болезнь, Павло, то смертонька моя иссушила меня, а царские лизоблюды душу выпили до дна и разбили ее, как хрустальный кубок, – вдребезги. Слыхал про Малороссийскую коллегию?
– Да… – Полуботок помрачнел еще больше. – Конец нашим вольностям…
– Беда, Павло, ох, беда… И как ее отвести, не знаю. Вон там, на столике, указ о создании Коллегии. Прочитай…
Полуботок, пропустив «шапку», начал читать главные пункты – обязанности и права Коллегии:
