мальчика Жака в замызганного обитателя Дома Чудес, одетого в лохмотья; опрятный «выходной» костюм Бомбанс надевал лишь тогда, когда шел «работать».
– Все в порядке, – сообщил Яков старому запорожцу. – Запасной выход есть.
– А не заведет ли нас этот постреленок в западню?
– Вряд ли. Зачем это ему?
– Кто знает, кто знает… Предупреди хлопчика, что, если он задумал что-то плохое, я убью его. – И Потупа со свирепым видом уставился на Бомбанса, который под его взглядом задрожал как осиновый лист.
Яков повторил слова казака, и мальчик успокоился. Он улыбнулся и что-то в ответ прощебетал.
– Что он говорит? – спросил Потупа.
– Мальчик принимает наше условие. Он даже готов поклясться на кресте, что действует исключительно из добрых побуждений, потому что мы ему нравимся.
– Не так мы, как наши деньги… – буркнул Потупа, все еще во власти сомнений.
– Скорее всего, – согласился Яков. – Но это не умаляет ценности его информации. Все, я пошел. Нужно уводить Андрея… и Орлика, чтоб его! А ты приглядывай за мальчишкой – на всякий случай.
– Пригляжу…
Коростылев был как на гвоздях. Ему не первый раз приходилось участвовать в поимке преступников, случались подобные истории и за границей, но майору казалось, что в Париже все идет не так, как нужно.
Во-первых, Ягужинский не пошел вместе со всеми, хотя должен был. По крайней мере, бригадир Румянцев, под началом которого служил Коростылев, никогда не перекладывал на плечи подчиненного ответственность за порученное ему дело и в сложных ситуациях всегда был рядом.
Во-вторых, Ягужинский с непонятной легкостью согласился привлечь к операции обитателей парижского «дна» – бандитов и грабителей. Воспользоваться их услугами присоветовал беглый гардемарин Белосельский, который из кожи вон лез, лишь бы быть полезным. Он был знаком с каким-то «папашей», главарем шайки, и тот за большой куш предоставил в распоряжение Коростылева семерых уголовников. При одном взгляде на их отвратительные физиономии у майора начиналась изжога. Этих «помощников» никак нельзя было назвать надежными.
Но надо было отдать князю Белосельскому должное. Это он очень быстро вычислил гостиницу, в которой остановился Филипп Орлик. Коростылев подозревал, что бывший гардемарин не обошелся без помощи обитателей парижского «дна», но это было не суть важно. Главное, что Орлик оказался в западне.
Коростылев считал, что четверых человек для поимки беглого гетмана, который не имел личной охраны, а путешествовал лишь с двумя слугами, вполне хватит. Это, если учитывать и Ягужинского. Из русских, кроме Коростылева и Белосельского, был еще один агент Тайной канцелярии, подпоручик Беклемишев. Он тоже, как и Ягужинский, знал французский язык (правда, через пень-колоду), но зато отменно владел холодным оружием, что, видимо, и было определяющим для посылки Беклемишева в Париж.
Однако, осмотревшись на месте, Коростылев отдал должное предусмотрительности Ягужинского. «Золотая шпора» была двухэтажным зданием старой постройки и своей планировкой напоминала каракатицу. Здание расползлось по большой площади и, скорее всего, имело несколько запасных выходов. Поэтому вчетвером перекрыть их не представлялось возможным.
Конечно, замысел был несколько другим: когда постояльцы «Золотой шпоры» уснут, с помощью отмычек (Коростылев мог вскрывать замки не хуже какого-нибудь мазурика) тихо забраться в их номер и повязать всех спящими. Но опытный сыщик Коростылев хорошо знал, что от замысла до исполнения расстояние как от Москвы до Парижа. По пути столько будет неучтенных колдобин и ям, что только держись. А вдруг Орлик проснется и доберется до шпаги?
Судя по информации, он был отменным бойцом (собственно, как все запорожцы), а значит, потерь не избежать. Мало того, не исключен вариант, что Орлик сможет прорвать жидкий кордон из четырех человек, и потом свищи-ищи ветра в поле.
Значит, Ягужинский был прав, когда дал «добро» на привлечение парижских уголовников. И все равно в сердце Коростылева торчала заноза, не дававшая ему покоя, начиная с обеда. Он чувствовал, что в этом деле что-то идет не так, но что именно, понять не мог…
Гото и Цезарь недолго таились в том месте, которое облюбовал и Бомбанс. К ним подошел их главарь, хорошо известный в Париже грабитель по прозвищу Минго, и приказал им взять под контроль тыльную сторону здания. «Зачем?! – дружно спросили приятели. – Ведь “птичку” решили ловить в гнезде». «Затем! – грубо ответил Минго. – Не вашего ума дело. Топайте. И смотрите в оба!»
Недовольные Гото и Цезарь поплелись на задний двор, где с трудом отыскали более- менее свободный от конского навоза клочок земли, и, подстелив охапку прелой соломы, оборудовали таким образом свой новый наблюдательный пункт. Все это время они сквозь зубы тихо ругали Минго, который обошелся с ними словно с какими-то мальцами. Приятели надеялись войти в гостиницу с главной группой – чтобы по ходу дела быстро прихватить из номера все самое ценное. А теперь сиди тут…
Первым темные фигуры, выскользнувшие из неприметной двери, заметил востроглазый Гото. Он с силой ткнул кулаком под бок Цезаря и показал в ту сторону.
– Это они… – шепнул Гото.
– Откуда знаешь?
– Не знаю, но чувствую. Почему таятся?
– И то верно.
– Берем? Их только двое.
– Берем! Поди, кошельки у них доверху набиты пистолями.
Гото полез в сумку, прицепленную к поясу, и достал оттуда болас – связанные в пучок тонкие веревки, на конце которых были прикреплены небольшие металлические шарики. Раскрутив над головой это охотничье изобретение бразильских индейцев, он резким движением швырнул его в сторону одной из темных фигур, и она, тихо охнув, упала на землю, опутанная веревками, как жертва паука нитями его паутины.
– Вперед! – скомандовал Цезарь, и обнажив кутлас, который предпочитал шпаге, бросился на вторую темную фигуру; за ним последовал и Гото.
Им здорово не повезло. Они вступили в схватку с Потупой; спеленутый боласом Андрей ворочался на земле, изрыгая проклятья и пытаясь самостоятельно освободиться от пут. Осторожный Орлик, который сразу же взял на себя командование, отправил их вперед, на разведку; он опасался ловушки. И оказался прав.
Цезарь умер, так и не скрестив свой кутлас с оружием старого запорожца. Потупа с отменным хладнокровием молниеносно проткнул бандита шпагой как манекен на тренировке.
Оружие для казака было необычным, но несколько приемов обращения со шпагой показал ему Яков, искушенный в этих барских «штучках» (в Киево-Могилянском коллегиуме был кружок шпажистов; многие отпрыски украинских старшин готовились жить за границей или путешествовать по Европе, поэтому прилежно изучали этикет и учились владеть тем оружием, которое было принято во Франции, законодательнице мод). Для опытного мастера фехтования этого оказалось достаточно, тем более что шпага очень напоминала карабелу.
