И только хлеб и соль Косте доводилось видеть не часто. Замкнутый и очень стеснительный, он даже в мыслях не мог представить себя попрошайкой или вором. А иного пути добыть хлеб и соль не было.
С солью однажды Косте здорово повезло. На колхозном пастбище, у загона для скота, он нашел несколько кусочков каменной соли, 'солонцов', которые с видимым аппетитом лизали дойные коровы. Обшорканные шершавыми коровьими языками до матово-серого блеска, величиной с гусиное яйцо, солонцы приятно отягощали вещмешок беглеца. На привалах Костя доставал свое соленое сокровище, раскладывал на носовом платке, в который раз пересчитывал куски, а затем, выбрав самый лакомый с виду, сосал его, как леденец.
Но хлеб… Хлеб оставался для него недосягаемо-прекрасной мечтой, которая в ночные часы уводила в такой далекий теперь мир детства, согретый любовью и лаской отца и матери. Ему часто снились пышный, душистый, с золотистой корочкой ржаной каравай, испеченный на капустном листе в печи бабушкой Лукерьей, и запотевшая крынка холодного молока из погреба.
Как-то среди лета он не выдержал и подошел к костру, возле которого сгрудились сельские пацаны-пастушки, выгнавшие колхозных лошадей в ночное. Приняли его приветливо, без особых расспросов. Просидел он с ними всю ночь, слушая всякие деревенские побасенки и истории. Краюху хлеба, которой его угостили, Костя бережно спрятал за пазуху. На ходу отщипывая крохотные кусочки, он совал их в рот и, перекатывая вязкий комочек языком, не осмеливался его проглотить, стараясь подольше насладиться невероятно желанной хлебной кислинкой…
Осень уже властно напоминала о себе седыми заморозками, когда Костя решил возвратиться в город – нужно было искать теплое пристанище и крышу над головой. После недолгих поисков он облюбовал старый заброшенный пакгауз на железнодорожной станции, где в чудом сохранившейся каморке кладовщика стояла железная печка-буржуйка с длинной, местами проржавевшей трубой. В топливе недостатка не было – возле запасных путей высились горы угля.
Едва обустроившись, Костя начал искать работу. Не по годам серьезного и неулыбчивого юношу приняли в свою бригаду станционные грузчики, потому что людей не хватало и им часто приходилось работать в две смены. Разгружал Костя вагоны с песком, цементом, углем, лесом. Первое время было трудновато. Еще не вполне сформировавшийся организм подростка с трудом переносил огромные физические нагрузки. Но, наделенный от природы неистовым упрямством и недюжинной силой, Костя вскоре приобрел и необходимую выносливость, чтобы работать наравне со взрослыми. Он возмужал, раздался в плечах. Питался теперь он хорошо – в заработках грузчиков не обижали. Так прошли осень, зима, весеннее половодье… Длинными одинокими вечерами Костя запоем читал. Это была его единственная отдушина в размеренной, небогатой событиями, нелегкой жизни. Большую часть своей зарплаты он тратил на книги, в основном приключенческие, выискивая их на книжных развалах и в неприметных магазинчиках городской окраины.
Так прошел почти год. Однажды летним вечером Костя возвращался с работы. Пронырнув через знакомые проломы в стенах пакгауза, он подошел к своей каморке – и застыл. Из-за неплотно прикрытой двери раздавались чьи-то чужие голоса. Поколебавшись, Костя решительно потянул на себя грубо сколоченный щит, заменяющий дверь, и шагнул внутрь.
Четыре подростка, по виду сверстники Кости, расположились вокруг стола и с увлечением играли в 'двадцать одно'. На столе стояли бутылки с водкой, лежала закуска. Скатертью служила мятая газета.
– Что вам здесь нужно? – негромко спросил Костя, подходя к столу.
Непрошеные гости, как по команде, бросили карты и уставились на Костю. Наконец рассмотрев, кто перед ними, успокоились и нагловато заулыбались.
– Ба-а! Кажись, хозяин? А мы тут думаем, кто это такую козырную норку себе приспособил? – Невысокий, коренастый парень с модной челкой и узкими слегка раскосыми глазами поднялся со скамьи и шагнул навстречу Косте.
– Это не норка, и я вас сюда не приглашал, – спокойно ответил Костя, угрюмо глядя на собравшихся.
– Вева! Мы ему не нравимся! – долговязый прыщеватый подросток, криво ухмыляясь, налил себе в стакан водки и одним махом опрокинул в рот.
– Ага, – подмигнул Вева прыщеватому. – Ну-ка, плесни ему, Фуфырь, для знакомства.
– Я не пью.
– Во дает! Молокосос… – заржал третий, рыжий, нескладный, с плоским рябым лицом.
– Заткнись, Клоун! – Вева недобро зырнул на рябого, тот, икнув, прикрыл ладонью щербатый рот и засопел обиженно. – Так, значит, компания наша тебя не устраивает?
– Угадал. Не устраивает.
– Что-о! Ах ты!.. – выскочили из-за стола Фуфырь и Клоун.
– Тихо! Ша! – хрипловатый голос четвертого, который до сих пор молча сидел в углу, в тени, заставил вздрогнуть подростков, которые уже были готовы броситься на Костю. – Тебя как кличут?
Только теперь Костя как следует разглядел этого человека. Щуплый на вид, с маленьким птичьим лицом, он и впрямь казался подростком. Только морщинистый лоб, мешки под тазами и обрюзгшие щеки указывали на то, что ему уже немало лет. Он оценивающе осматривал стройную мускулистую фигуру Кости, будто собирался его купить, и это вызвало у подростка чувство брезгпивости.
– Какая вам разница.
– Обиделся? Зря-а… – протянул щуплый и потянулся за бутылкой. – Садись. Угощайся. Коль не пьешь – перекуси. Потолкуем…
– Мне не о чем с вами толковать. Я пришел с работы и хочу отдохнуть.
– Вот ты как… Нехорошо, малыш, нехорошо так гостей привечать… – Щуплый нахмурился и забарабанил пальцами по столу.
Костя успел заметить, как он слегка кивнул Веве, и тот, словно его подхлестнули невидимым кнутом, бросился вперед, целясь кулаком в Костину челюсть.
Встречный удар, молниеносный и точный, пришелся Веве прямо в переносицу. Ошалело выпучив от боли глаза, он опрокинулся навзничь, завалив на пол и Фуфыря. Вторым ударом Костя расплющил рябой нос Клоуна, и тот, скуля, как побитый пес, упал на стол, опрокидывая бутылки и стаканы. В это время из-под Вевы выкарабкался Фуфырь – и тут же полетел в угол от сильного удара в скулу.
– Убирайтесь! – в ярости крикнул Костя щуплому, который, как ему почудилось, с неподдельным интересом наблюдал за происходящим.
– Хоро-ош… – словно не слыша Костиных слов, тихо проронил щуплый. – Силен, малыш, силен… А это ты видел? – длинное узкое лезвие засеребрилось в его руке.
Костя медленно отступил к печке и схватил стоящую в закутке увесистую кочережку.
– Ого! Да ты и впрямь не робкого десятка, – довольно ухмыльнулся щуплый и спрятал нож. – Лады. Мы сваливаем. Пошли, вы, лопухи! – Он помог подняться Веве, который с ошалевшим видом мотал головой. – До встречи, малыш! Шевелитесь, мазурики!
– Деньги заберите! – крикнул им вслед Костя – на столе, вперемешку с картами, валялись полусотенные, мятые трешки, пятерки, рубли.
– Оставь себе. Квартплата… – закуривая, ответил щуплый и исчез в сгустившихся сумерках среди старых товарных вагонов, которые громоздились в тупике около пакгауза.
3. ГРАБЕЖ
Тусклая электролампочка сиротливо мигала внутри огромного жестяного колпака, который под напором ненастья болтался на крюке и жалобно поскрипывал. Неяркий желтый свет сеялся вместе с дождем на замусоренный пятачок растрескавшегося асфальта, изредка выхватывая из непроглядной темени разломанный палисадник, за которым угадывались очертания длинного приземистого здания. Его широкие окна сумрачно смотрели темными стеклянными глазницами на небольшую, в блестящих оспинах лужиц, площадь. Если подойти поближе, то можно было заметить над входной дверью здания вывеску с облупившейся надписью 'Магазин №…' Какой номер, нужно было гадать: на месте цифры расползлась уродливая ржавая проплешина. К торцу здания была пристроена крохотная деревянная будка-сторожка. Сквозь ее щелястую дверь пробивались полоски света, исчертившие мокрый асфальт.
Из темноты переулка напротив магазина вышли двое – мужчина и женщина. Внимательно осмотревшись, они быстро пересекли площадь и подошли к зданию. Некоторое время помедлив, женщина, не таясь, заспешила к сторожке, а мужчина, мягко, по-кошачьи, ступая, нырнул в кустарник, который щетинился вдоль палисадника.
Женщина постучала в дощатую дверь. Внутри сторожки отрывисто и зло залаял пес.
– Кто там? – спросил хриплый полусонный голос. – Чаво надобно?
– Извините, пожалуйста, мне нужно срочно вызвать 'Скорую'! – нервно вздрагивая всем телом, ответила женщина.
– Эк, среди ночи угораздило… – недовольно прохрипел голос из сторожки. – Покоя нетути с этим телефоном… Из автомата звонить надобно.
– Не работает, кто-то трубку оторвал… – принялась торопливо объяснять женщина, бросая пугливые взгляды по сторонам. – Пожалуйста, прошу вас…
– Вот паразиты, – выругался сторож. – Им бы все ломать. Сучьи дети… – слышно было, что он колеблется.
– Ладно, заходи… Тузик, пошел на место! – прикрикнул на пса, который заходился лаем.
Звякнул крючок, и на пороге сторожки появился дед, бородатый, заспанный, одетый в стеганую безрукавку. В руках он держал 'берданку'. Пальцы его широкой узловатой ладони лежали на курке.
– Погодь! – строго осадил он женщину, которая тут же попыталась мимо него проскользнуть внутрь сторожки.
– Шустрая… – добавил он с осуждением и внимательно оглядел площадь и палисадник. – Входи, молодуха, – наконец смилостивился над насквозь промокшей женщиной.
– Эк, поливает… – недовольно крякнул и поспешил набросить крючок.
Женщина подошла к телефону, сняла трубку, начала торопливо набирать номер.
– Тихо, Тузик, тихо! – строго приказал сторож псу, который злобно зарычал, уставившись на дверь. – Что, не отвечают? – спросип у женщины – и застыл, вытаращив на нее испуганные глаза. – Ты… ты это… чаво? – Черный зрачок пистолетного ствола смотрел ему прямо в лицо.
– Спокойно, дед, спокойно… Положи ружье! Только без шуток, а не то…
Она попятилась, держа сторожа под прицелом, к двери и открыла ее. Напарник женщины быстро вошел внутрь. Пес залаял и бросился на пришельца. Тот привычным движением схватил его за загривок и всадил нож по самую рукоятку в мохнатую грудь. Сторож попытался что-то сказать, но напарник женщины, злобно оскалившись, ударил его ножом точно в сердце. Чуть слышно простонав, сторож медленно завалился на скамью.
– Зачем?.. – женщина побледнела и закрыла лицо руками.
– Только мертвые молчат, – цинично ухмыльнулся мужчина, вытирая лезвие ножа о безрукавку старика. – Так спокойней. Это для того, чтоб он в ментовке наши портреты не нарисовал. Ладно, пошли. Спешить надо. Да телефончик протри и дверные ручки…
Начальник уголовного розыска города майор Храмов, невысокий лысоватый мужчина с уже наметившимся брюшком, хмуро расхаживал по магазину и курил папиросу за папиросой. Оперативники и эксперты трудились в поте лица, пытались найти хоть какие-то следы воров. И – тщетно.
'Чистая работа… – думал Храмов, нервно разминая очередную папиросу. – Профессионалы, это уж наверняка, – вспомнил остекленевшие глаза сторожа и выругался про себя: – 'Мокрушники' поганые… Не было печали…'
Подошел капитан Тесленко, старший опер угрозыска.
– Ну, что, посчитали? – не глядя на него, спросил Храмов.
– Заканчиваем. По предварительным данным, украдено следующее… – Тесленко достал измятый листик розовой бумаги: – Четыре отреза ленинградского трико, две шубы мутоновые, восемнадцать наручных часов, из них пять в золотых корпусах, три золотые броши, одиннадцать золотых колец, семь фотоаппаратов, деньги…
