Плату – хотелось поскорее выйти на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха.
– Я думаю, не стоит говорить о том, что вы должны держать язык за зубами, – сурово сказал Плат. – Предупреждаю. Если Валерка появится в Богоявленке, немедленно позвоните по этому телефону. – Он написал на клочке бумажки номер нашей конторы. – Обязательно!
– А как же, а как же, мы завсегда… – угодливо закивал старый гэбист, все еще не веря, что мы не отбираем у него фамильную драгоценность семьи Темрюковых.
– Перстень сохраните. Возможно, он потребуется в качестве вещественного доказательства. И не волнуйтесь – теперь перстень принадлежит вам.
Тут Плат несколько покривил душой и я понял почему. Конечно, можно было изъять у старого гэбиста драгоценную вещицу под благовидным предлогом, но Серега разумно рассудил, что лучше все оставить как есть, чтобы иметь в лице Тертышного, при необходимости, не врага, а добровольного помощника и надежного свидетеля.
– Скажите, а что случилось? – наконец набрался смелости старый хрыч и выдал вопрос, буквально обжигавшийа кончик его языка.
Плат посмотрел на него, как на пустое место, и с таким выражением осклабился, что Тертышный сразу же заткнулся и невольно стал перед ним навытяжку. О, этот ментовский взгляд! Холодный, циничный, пронизывающий до мозга костей, он вызывает неистовое желание немедленно забиться в угол и жалобно скулить, прося пощады неизвестно за что.
Мы покинули Богоявленку в хорошем расположении духа. Наконец наши усилия дали хоть какой-то результат и теперь будущее О.С.А. уже виделось в порозовевших тонах. Я ехал, глядя на пронзительно голубое осеннее небо, и мне казалось, что над верхушками сосен плывет, подгоняемая солнечным ветром, красавица-яхта – пока еще призрачная и невесомая, но постепенно приближающаяся и приобретающая четкость и законченность очертаний.
Глава 22. ВЗРЫВ
Когда мы прибыли на исходный пункт, бедолага конюх уже не вязал лыка. Он сидел под конюшней, нежно обнимая наполовину пустую бутылку, а рядом валялись еще две, высосанные до капли. Рядом с ним, на ящике, застеленном пожелтевшей газетой, лежала почти не тронутая закуска – три яблока /одно из них надкушенное/, разрезанная на четыре дольки луковица, кусок черняшки и обглоданный селедочный хвост.
Завидев нас, конюх протянул свободную руку и изрек:
– Д-дайте… на опохмелку…
– А мертвого осла уши не хочешь? – ответил я, расседлывая своего 'скакуна'.
– Не-а… – подумав чуток, покрутил головой несчастный. – Уши нам ни к чему…
Загнав лошадей в стойло, мы поторопились к 'жигулю', который был оставлен под присмотром конюха и укрыт от нескромного глаза за какими-то постройками; мы его прятали не столько от автомобильных воров, сколько от вездесущих деревенских ребятишек. Уже отъезжая, я увидел нашего горе-сторожа, пытавшегося подняться на ноги.
Он махал нам рукой и что-то кричал, но за шумом мотора ничего не было слышно.
– Клиент готов, – констатировал Плат, на этот раз уступивший место за рулем мне.
– Что он хотел сказать? – спросил я больше себя, нежели Серегу.
– А ты разве не слышал? – улыбнулся Плат. – Он просил премиальные.
– Так-то оно так, однако… – Я неожиданно почувствовал странное томление в груди – будто упустил нечто очень важное и теперь безуспешно пытаюсь отыскать его в закоулках подсознания.
– Тебя что-то смущает?
– Как тебе сказать… – Я едва успел крутануть рулем, чтобы объехать глубокую колдобину.
– Твою дивизию!.. – Минуты две я высказывал все, что думаю о нынешней власти и о роли дорог в интимной жизни наших граждан. – Бля… – так закончил я свое выступление, когда совершенно выдохся.
– И все-таки, что тебе не нравится? – подождав, пока я закончу тираду, снова спросил Плат.
Похоже, и ему почему-то было не по себе и теперь он пытался подтвердить или опровергнуть свои сомнения.
– Не знаю, – честно признался я. – Интуиция взбунтовалась. Такое впечатление, что мы в большой опасности. Это если руководствоваться моим военным опытом. Но дорога, сам видишь, пуста, местность открытая, лесок впереди просматривается насквозь… нет, не знаю, что со мной творится.
– Это у тебя нервишки шалят. Пей слабо заваренный чай с мятой и медом, – посоветовал Серега.
Но меня не обманул его бодрый голос. Боковым зрением я видел, что у Сереги на скулах играют желваки. С чего бы вдруг?
Прозрение свершилось настолько внезапно, что я поначалу даже не поверил тому тихому и назойливому голоску, который вдруг ни с того, ни с сего начал нашептывать мне одну единственную фразу: 'Выйди из машины… Выйди из машины… Выйди…' Мы как раз миновали лесок и повернули в сторону автомобильной трассы; до нее оставалось всего ничего – около километра.
Я тормознул так резко, что Плат едва не расшиб лоб о ветровое стекло.
– Ты чего!? – всполошено спросил он, глядя на меня с негодованием.
– Серега, выходи из машины! – заорал я и открыв дверку с его стороны, буквально выпихнул своего друга наружу. – Беги, мать твою!
Он хотел было еще что-то спросить, но, глянув мне в глаза, тут же рванул прочь. Я бросился в другую сторону и, пробежав метров десять, упал в неглубокий овражек. То же самое сделал и Плат – спрятался за невысоким холмиком.
Минуты две я лежал неподвижно, весь во власти нахлынувших сомнений. Что случилось, думал я, какого черта я послушался той бредятины, которая вдруг втемяшилась мне в башку, и запаниковал как последний фраер?
Ответ пришел как гром с ясного неба. Взрыв нагло расколол предвечернюю тишину и над нашим 'жигулем' взметнулся столб пламени. Я потеснее прижался к земле и прикрыл голову руками, опасаясь, что меня шандарахнет по кумполу какая-нибудь железяка. Но все обошлось, хотя совсем рядом с моим укрытием упал покореженный взрывом капот.
То, что осталось от машины, пылало ярким факелом. Но я не стал пялить глаза на останки нашего 'жигуля', а быстро перебежал дорогу и, убедившись, что Плат тоже цел и невредим, скомандовал:
– За мной! Ходу!
И мы помчались изо всех сил к недалекому лесочку.
Я перевел дух лишь тогда, когда мы почти без сил рухнули на землю в густом хвойном подлеске. Машина все еще горела, и черный вонючий дым от пылающих покрышек столбом поднимался вверх, где на большой высоте расплывался в уродливый гриб.
– Что это было? – с глупым выражением на лице спросил вконец растерянный Плат.
– Полный звездец, которого нам удалось избежать благодаря чуду, – ответил я, блаженно ухмыляясь. – Впрочем, погодь… – Я полез в карман рубахи и достал богоявленскую иконку, презентованную мне старушкой. – Все, дружище, с этого дня буду ходить в церковь. Уверен,
