Киллер
Туи-и… Туи-и… Шхрц-ц… Туи-и…
Неведомая мне птичка крутила свою испорченную шарманку битый час, не умолкая ни на миг. Я сидел на берегу реки, скрытый от нескромных глаз россыпью валунов, и медитировал. Было раннее утро, солнце еще скрывалось за горизонтом, и лишь яркое малиновое зарево, поднимающееся над полусонной сельвой, служило предвестником очередного жаркого дня и очередных забот, связанных с охраной раскопок старинного города.
Развалины и впрямь впечатляли. Спрятанные под шатром, образованным кронами высоких деревьев, они раскинулись по берегу глубоководного затона, сообщающегося с Жауапери протокой. Видимо, раньше здесь было озеро, но потом его соединили с рекой каналом, берега которого укрепили диким камнем. Местами старая кладка сохранилась, и участники экспедиции терялись в догадках, кто и каким образом притащил и уложил в стены огромные глыбы, скрепленные неподвластным времени раствором. Из таких же гранитных обломков состоял и фундамент оборонительного пояса города. К сожалению, почти все фортификационные сооружения и здания были построены из кирпича-сырца, и от них осталась только пыль. За исключением храма неизвестного науке бога, похожего на инопланетное существо, – его статую из черного базальта дядюшка Вилли откопал из-под обломков.
Все находились в состоянии лихорадочного возбуждения. Даже лентяи-носильщики, превратившиеся в землекопов, не отлынивали, как обычно, от нелегкой работы, и не роптали, ковыряясь в развалинах с раннего утра до позднего вечера. Мне был понятен такой невиданный энтузиазм – все жаждали найти древние сокровища. В том числе и герр Штольц. Лишь Кестлер посмеивался над энтузиастами от археологии и сибаритствовал с банкой пива в руках где-нибудь в тенечке и я, но в моей иронии было гораздо больше горечи и скепсиса, нежели в иронических смешочках Педро. Я от всей души желал компании дядюшки Вилли удовлетвориться лишь не представляющими для индейцев ценности скульптурой и еще несколькими каменными безделушками. Я знал, что, если будет найдено золото, живыми из сельвы выберутся только единицы. К сожалению, мои осторожные намеки не возымели адекватного ответа, а герр Ланге лишь презрительно покривился – наверное, уповал на автоматический пистолет, который он тайно носил под одеждой, не расставаясь с ним ни днем ни ночью. Трижды дурак… Единственное, что меня радовало, так это наконец прекратившаяся ежедневная болтовня по поводу магической шиллы.
Короче говоря, раскопки в полуразрушенном храме закомпостировали мозги и лишили наблюдательности почти всех участников экспедиции. Кроме меня и господина Ланге, который, как ни странно, к поискам сокровищ относился с прохладцей и часто вместе со своим неразлучным Гансом уходил в сельву, якобы на охоту. Охотничьи трофеи Ланге и его телохранителя можно было выставлять курам на смех, но в связи с их походами мне пришлось скрепя сердце находиться неотлучно в лагере. Похоже, герр Ланге что-то искал. Но что именно?
Неожиданно птичка умолкла. В воцарившейся тишине было слышно только бормотание быстрой воды, изредка прерываемое всплеском выметнувшейся из глубины рыбины.
Я насторожился: молчание сельвы всегда таит в себе смертельную опасность…
Их осторожные шаги я услышал, когда между нами было метров пятьдесят. Наверное, им казалось, что они ступают совершенно бесшумно, и для нетренированного слуха это так и было, но поступь неизвестных щелкала в моих ушах, как радиоактивные частицы в счетчике Гейгера. Я насчитал двух; один из них был грузный и прихрамывал. Они были вооружены или автоматами, или ружьями: ветер, дующий в мою сторону, донес до меня запах оружейной смазки, сгоревшего пороха и просоленных потом ремней; похоже, неизвестные заметили меня, проходя по тропе, поднимавшейся на скальную возвышенность, единственное место, откуда просматривалось мое уютное гнездышко, и решили взять живым, уж не знаю из каких соображений. Скорее всего, не хотели поднимать лишнего шума.
Я не стал рисковать. Мне тоже не хотелось шуметь, ввязываясь в рукопашную, и как только они, забравшись на валуны, приготовились броситься на меня, я резко обернулся и метнул сюрикэны, которые всегда носил в специальном кожаном футляре, притороченном к поясному ремню.
Они умерли, так и не поняв, откуда в шее каждого из них появилась заноза, проткнувшая сонную артерию. Я хладнокровно обшарил карманы и тощие рюкзаки неизвестных, но кроме нескольких банок тушенки, трех пачек галет и начатого блока сигарет ничего не нашел. Эти двое явно принадлежали к городскому отребью, что я определил по наколкам и одежде, достаточно дорогой для таких ублюдков, но заношенной до дыр, – видимо, они получили ее от какойнибудь благотворительной организации, собирающей старье по всему земному шару, чтобы лишний раз напомнить обездоленным о вопиюще несправедливо устроенном мире. Однако винтовки у них были почти новые, 'ХК33 А2' производства немецкой фирмы 'Хеклер унд Кох'; такими, насколько я знал, оснащались части бразильских ВВС.
Почему они решили напасть на меня? Ведь до сих пор тайные преследователи старались ничем себя не обнаруживать…
Разгадка пришла после того, как я, не мудрствуя лукаво, бросил тела в реку – на корм пираньям и крокодилам. Мне не хотелось, чтобы про участь этих двоих узнали и те, кто за нами следил, и участники экспедиции. Пока я раздумывал, что мне делать с винтовками, возле древних развалин, находившихся метрах в двухстах от меня, раздались крики, а затем затрещали выстрелы. Захватив оба ствола и боеприпасы, я метнулся вверх по склону, чтобы обойти лагерь с тыла, перебравшись через остатки крепостной стены.
Когда я подбежал к лагерю, перед моими глазами предстала страшная картина. Лагерь, разбитый на берегу затона, чуть поодаль от древних причалов, напоминал разворошенный муравейник. Его заполнили невообразимо пестро одетые вооруженные люди, похожие на тех, кого я только что отправил рыбам на корм. Двое моих кариоков-охранников, скорее всего, были убиты, так как лежали на земле в причудливых позах, окровавленные, не подавая ни малейших признаков жизни. Третий красавчик сидел на плоском камне со связанными руками и время от времени мотал разбитой головой – наверное, чтобы прийти в себя.
Где дядюшка Вилли, Гретхен и Франц?! Я похолодел: неужели и их убили? Не помня себя от неожиданно вспыхнувшей злобы, я взял одну из винтовок, передернул затвор и прицелился. Я знал, что прежде чем бандиты опомнятся, трое-четверо из них присоединятся к моим несчастным парням. За последствия своего с виду опрометчивого поступка я не волновался – проще найти иголку в стогу сена, чем человека в сельве, тем более если ищут пришлые, незнакомые с местностью. А в банде ни одного аборигена не наблюдалось. Так что на свой счет я мог особо не переживать – заросли находились в полусотне шагов от меня.
Я прицелился… и медленно опустил оружие. От удивления. И облегчения. Толпа заросших темнолицых ублюдков расступилась, и в середине образовавшегося круга очутились герр Штольц, его племянники и задохлик Ланге с лицом полуночного вурдалака. А удивился я потому, что возглавляли банду двое европейцев, судя по внешнему облику и костюмам. Оба были высокого роста, белокурые, но один из них давно перевалил счастливый рубеж мужской зрелости, и прожитые годы ссутулили его до сих пор сухощавую фигуру; ему могло быть и пятьдесят и за шестьдесят. Про таких говорят – хорошо сохранился. Правильные черты его удлиненного лица несколько портил шрам, наискосок пересекающий левую щеку.
Старший из предводителей бандитов что-то спросил, но почему-то не у начальника экспедиции, а у Ланге, старающегося спрятаться за спину Франца. Мне не было слышно, о чем шла речь, но немец выглядел скорее обозленным, даже окрысившимся, чем напуганным.