потного человеческого тела, шорох кожаных доспехов, шепот воинов, их крадущиеся шаги.
В одном месте Лик едва не столкнулся с двумя сарматами, стоявшими недвижимо, словно обгоревшие древесные стволы с обрубленными верхушками: они затаились, слушая ночь. Видно было, что это опытные следопыты и разведчики. Лика они не увидели, но шелест травы, когда он мгновенно залег, не миновал их ушей – не сговариваясь, в полном безмолвии, они, словно бесплотные тени, разошлись в стороны и кругами принялись обследовать подозрительную местность.
Лик лежал не дыша; кто-то из дозорных прошел мимо него на расстоянии вытянутой руки, но юный сколот притаился в неглубокой ложбинке, и тот его не заметил. Когда шаги сармата утихли.
Лик по-собачьи, на четвереньках, ощупывая землю впереди себя, поторопился скрыться среди низкорослого кустарника; там было не то чтобы безопасней – рядом расположились сменщики дозорных, спали, похрапывая, но была возможность обмануть опытных разведчиков: кто подумает, что он рискнет пойти в эту сторону?
Переждав немного, Лик медленно отполз от сармат, поднялся на ноги и снова зашагал к берегу Борисфена: нужно было торопиться выполнить поручение затемно.
У воды Лик долго таился, прислушиваясь. Но вокруг царила тишина, только волны плескались да изредка шелестела осыпающаяся листва. Тогда он вытащил из-под одежды пустой бурдюк, надул его и плотно перевязал горловину ремешком. Теперь можно было снять платье и плыть к противоположному берегу. И тут он услышал позади подозрительный шорох; Лик упал на землю, мгновенно перекатился на другой бок – и вовремя: чье-то грузное тело рухнуло рядом, и хищно сверкнувший в темноте нож вонзился в прибрежный песок.
Акинак Лика оказался проворней неизвестного врага – пока тот пытался подняться, клинок юного сколота пронзил ему грудь. Хриплый вскрик распугал тишину; громкий топот раздался неподалеку, и на Лика, намеревавшегося прямо в одежде броситься в Борисфен, кто-то навалился. Лик рванулся в сторону, но цепкие мужские руки сжали его с такой силой, что захрустели кости.
Лик застонал от боли, яростно вцепился в бороду врага – акинак тот выбил – но одетый в звериные шкуры неизвестный уже добрался до горла юного сколота. Лик в последнем, отчаянном порыве запустил свои зубы в кисть волосатой ручищи врага, но тот только зарычал, и, рванув руку в сторону, снова нащупал горло подростка. Лик задыхался, слабел, перед глазами замелькали грозовые сполохи…
Неожиданно лохматый клубок в безмолвном прыжке опустился на спину неизвестного; тот в ужасе дернулся, отпустил Лика, пытаясь сбросить с себя страшное чудовище, запустившее клыки в его затылок. Но опоздал; да и что можно было противопоставить литым каменным мышцам зверя? – шейный позвонок врага хрустнул, и он, бездыханный, свалился рядом с юным сколотом.
Очнулся Лик от теплого прикосновения шершавого языка – лохматый зверь, поскуливая, лизал его лицо.
– Молчан… – Лик не поверил своим глазам. – Молчан!
Да, это был его верный друг, Молчан-Рваное Ухо. Пес редко покидал своего хозяина, если только не выходил на ночную охоту, и то, когда Лик укладывался спать. И в эту ночь бесстрашный пес сторожил друга, оставаясь невидимым. Он догадывался, что Лику такой сопровождающий не очень пришелся бы по душе, поэтому мудро рассудил своим собачьим умом, что лучше держаться поодаль. И он подоспел вовремя…
Лик быстро разделся, связав одежду и оружие, прикрепил к голове и, держась за бурдюк, поплыл. За ним, как всегда безмолвно, последовал и Молчан. Но теперь Лик и не подумал противиться такому изъявлению преданности верного пса…
ГЛАВА 29
Марсагет и военачальники сколотов с тревогой и надеждой всматривались в сторону прибрежных лесов – ждали сигналов Аттамоса. Добрался Лик или нет? – вот единственная мысль, занимавшая их умы в это время. Раннее утро было ненастным и хмурым, сеял мелкий надоедливый дождик, рассыпая рябь по озерной глади, и оголенные деревья роняли на землю последние листья и тоскливую дождевую слезу.
Сигнальные дымы все увидели одновременно; зашевелились в радостном возбуждении, заговорили. Марсагет обернулся к дежурившим у кучи сушняка воинам:
– Зажигай!
Над акрополем поплыли черные дымные облака – в дрова добавили смолу. Облака медленно нанизывались в огромное ожерелье и постепенно таяли, растрепанные дождем.
Вскоре пришел и ответ: притухшие было сигнальные костры Аттамоса вновь запылали – три дымных столба над Борисфеном подтвердили, что план Марсагета одобрен, его хорошо поняли и не замедлят подойти в нужное время.
– О Великая и Всемогущая Табити… – подняв голову к небу, молился Марсагет. – О Великая…
Молились и жрецы возле жертвенников, молились воины – они уже были готовы к бою, собравшись у главных ворот. Женщины и дети стояли поодаль, безмолвные, посуровевшие, сжимая в руках оружие – провожать с плачем воинов в бой считалось кощунством. Но вот Марсагет закончил короткую молитву, вскочил на коня; военачальники Абарис со Спартоком стали во главе своих отрядов.
Ворота распахнулись, и сколоты выметнулись в степь. Отряд за отрядом, без обычного воинского клича, они стремительно мчали к лагерю Дамаса, где ничего не подозревавшие сарматы готовились завтракать; сколоты подкрепились заранее, еще затемно.
Удар сколотов застал Дамаса врасплох. Отягощенный с вечера изрядной дозой вина, он проснулся поздно и еще лежал в постели, когда перепуганные телохранители сообщили ему о приближении отрядов Марсагета.
Успокоенные большими потерями, понесенными противником, военачальники сармат даже не предполагали, что Марсагет отважится вывести своих воинов в открытую степь – для него это было равносильно самоубийству, а вождя сколотов никто глупцом не считал. Поэтому, справив похоронную тризну по погибшим, сарматская знать до поздней ночи предавалась возлияниям, благо Дамас в этот день решил дать войску отдых.
Сарматы еще не успели как следует построить свои боевые порядки, как сколоты врубились в их ряды.
На этот раз Марсагет применил излюбленную тактику Дамаса: лучшие воины образовали ударный кулак, чем-то напоминающий клин сармат. Может, и не от хорошей жизни – для обычного массированного удара с охватом флангов сколотам просто не хватало сил, но план боя на первых порах принес Марсагету успех. Сколоты с ходу прорубили обширную просеку в плотно сбитом сарматском воинстве, где еще не все успели облачиться в доспехи. Многие знатные воины сармат пали под ударами дротиков и акинаков боевой дружины Марсагета. Особенно досталось языгам, стоящим в центре.
Не останавливаясь, Марсагет стремительным маневром развернул отряды в сторону юрты Дамаса, чтобы отсечь вождя сармат от основных сил, лишить его возможности руководить боем.
Дамас этот хитроумный ход понял сразу, но поделать ничего не мог: оставив позади
