казалось, дотронься до них рукой – и они рассыплются на кусочки, как опаленный огнем пергамент; грязные, спутанные волосы на их головах были прикрыты небольшими шапочками из плохо выделанной кожи, разрисованной какими-то таинственными закорючками – белыми и красными.
Когда они, смиренно кланяясь, подошли вплотную, старший дозорный важно нахмурился, вспомнив приказ Марсагета: всех странников без исключения доставлять прежде всего в акрополь.
– Куда путь держите? – спросил воин, загораживая им проход.
– Мог бы и так догадаться… – буркнул один из странников вполголоса; второй промолчал, сосредоточенно вглядываясь в лицо старшего дозорного.
– И зачем? – продолжил тот свой допрос, начиная злиться: он все-таки услышал реплику странника.
– Оголодали, пообносились в дороге, – второй странник, постарше, говорил глухо, почти не открывая рта, в длинную седую бороду. – Погреться у очага, кусок лепешки да горячую похлебку – что еще нам нужно? Пропусти…
– Пропущу, понятное дело. Только сначала вам придется пройти в акрополь.
– С какой стати? – встревожился странник помоложе, с острыми глазами- буравчиками.
– Наш великий вождь Марсагет приказал таких, как вы, приводить к нему на смотрины. Как наложниц. Ха-ха-ха! – заржал довольный своей шуткой сколот.
– Марсагет? – старший из странников нахмурился; второй сник, забеспокоился, хотя виду не подал.
Старший дозорный был опытный разведчик и следопыт; от него не ускользнуло замешательство странных путников. Он резко оборвал смех, поднял руку – три воина с дротиками наизготове окружили странников.
– Обыскать! – приказал он воинам. – И в акрополь. Глаз не спускать с них!
Воины было подступили к странникам, чтобы выполнить приказание своего начальника, как вдруг старший из странников резко вскинул правую руку над головой, и взгляды сколотов приковал к себе небольшой, полированный шарик из какого-то светлого с золотинкой металла. На фоне загоревшей до черноты руки странника он сверкал так ярко, что впору было зажмурить глаза.
Внутри шарика, если хорошо присмотреться, вспыхивали и гасли, как зарницы, крохотные огоньки; возможно, это был обман зрения или что-то еще, но сколоты, а с ними и попутчик странника, словно очарованные, не отводили глаз от сияющего кусочка металла. Фигуры дозорных, до этого подтянутые, настороженные, как-то обмякли, кто-то из них всхлипнул и засмеялся неестественным смехом, резким и судорожным.
Второй странник, бледнея и тяжело дыша, страшным усилием воли попытался отвести взгляд от шарика, но в это время его товарищ заговорил речитативом; его голос то крепчал, словно порыв ветра в зимнюю стужу, то угасал до еле слышного шепота, проникая в душу украдкой, исподволь, надежно опутывая невидимыми нитями желания и остатки разумного восприятия окружающего мира; второй странник пошатнулся, лицо его стало бессмысленным, длинный нос уныло повис над толстыми губами: приоткрывшись, они обнажили крупные, пожелтевшие зубы…
Очнулся он от прикосновения руки – товарищ легонько подталкивал его к воротам. Дозорные не обращали на странников никакого внимания, словно их и не было вовсе; собравшись в кружок, они о чем-то беседовали, вяло жестикулируя и часто запинаясь на полуслове; впрочем, этого никто из них не замечал и разговор продолжался – увлеченный и в то же время бессмысленный.
– Голова… – пробормотал странник помоложе, шагая на негнущихся ногах за своим товарищем.
– Пройдет, – коротко бросил тот, не оборачиваясь.
– Да-а, – протянул длинноносый, ускоряя шаг. – Видел всякое, но такого не приходилось…
– Поспешим, – бесцеремонно оборвал его второй – видимо, разговор на эту тему был ему неприятен.
Так они миновали юрты, где располагались соплеменники Радамасевса, и углубились в хитросплетения переулков. Возле хижины толстого энарея странник с длинным носом остановился, что-то припоминая, внимательно посмотрел на ее стены, увешанные связками сохнущего липового мочала, а затем решительно толкнул ногой дверь и вошел внутрь; за ним последовал и второй.
Энарей при виде непрошенных гостей недоумевающе поднял нарисованные брови – он в этот миг, чавкая и пришлепывая губами, старательно уничтожал содержимое глубокой миски.
– Вы… вы кто такие? – спросил он, едва не подавившись.
– Бедные странники, – изменив голос, прогундосил длинноносый, с вожделением глядя на остатки еды в миске.
– Нашли время… – энарей решительно прикрыл миску куском холстины и поднялся. – Чего надобно?
– Больно ты неприветлив, – с издевкой ответил ему длинноносый крепким, сильным голосом, как-то не вязавшимся с его старческой, уродливой из-за лохмотьев фигурой.
Энарей вытаращил глаза, приглядываясь к нему; затем, бормоча молитву, сделал шаг назад, прижав к груди дрожащие руки.
– Ты?.. – голос его осекся.
– Узнал? То-то… А теперь быстренько собери нам перекусить. И вина. Не говори только, что у тебя его нет, старый хитрец.
– Сейчас, сейчас, я мигом… – забегал по хижине энарей, изредка бросая в сторону гостей взгляды, в которых сквозил неподдельный страх.
Длинноносый набросился на еду жадно – рвал крепкими волчьими зубами вареное мясо и глотал, почти не пережевывая; его товарищ к еде не притронулся, только отхлебнул несколько глотков вина из чаши.
– Вот что… м-м… – длинноносый поманил к себе энарея. – Сбегай за главой старейшин.
Пусть придет сюда. Да чтобы осторожно! И не пяль на меня так глаза! – я не призрак.
– Да, да, уже бегу… – энарей выскочил наружу…
Желтоглазый старец вошел в хижину стремительно; энарея, было сунувшегося за ним, он выпроводил вон движением бровей.
– Посторожи, – бросил ему вслед и зло посмотрел на странников.
– Привет тебе, о мудрый! – длинноносый, бросив обглоданную кость, оскалился.
– Ты что, с ума спятил?! – зашипел на него ста- рец. – Появиться здесь, среди бела дня…
– А, – беспечно махнул тот рукой, – обойдется. Садись. У меня к тебе есть важное дело.
– Дело, дело… – глава старейшин уселся с видом приговоренного к казни.
– Без тебя не обойтись никак.
– Что там у тебя?
– Ты, я знаю, не в ладах с Марсагетом…
– Ну и что из этого?
– Пора бы тебе с ним примириться, – уже тоном приказа обратился к нему длинноносый.
