Пора! Наступил мой час…
– Все, мы расстаемся, – сказал я своему 'извозчику', расплачиваясь. – Похоже, я нашел его норку. А ты уезжай. Может еще свидимся. Спасибо за службу.
– Ты это… поосторожней с ними… – немного робея, предупредил мня таксист. – Кто знает, что у них на уме.
– Не волнуйся. Со своим должником я постараюсь встретиться тет-а-тет. Без свидетелей и помощников.
'Жигули' уехали. А я остался один и с сомнениями: может, не нужно было отпускать такси? Но мне уже осточертело мотаться по городу за этими деловыми, притом полуголодным – мы с таксистом перехватили только по бутерброду. И сколько еще мог продлится этот заезд, можно было только предполагать. Я совсем не был уверен, что мой 'крестник', молодой парень, сразу после 'работы' отправится домой, чтобы полежать на диване и посмотреть телевизор.
Я не стал особо мудрить. Самая удобная тропинка это та, по которой ты уже ходил.
Поэтому я подошел почти не скрываясь к 'джипу' и, открыв дверь со стороны водителя, весело сказал:
– Привет, козел!
Он узнал меня сразу. И едва не наделал в штаны. Хотя бы потому, что в отличие от первой нашей встречи, теперь я держал в руках пистолет.
– На заднее сидение, быстро! – скомандовал я, ощупав его карманы и подмышки.
Оружия при нем не оказалось. Даже обреза двустволки, как в прошлый раз. В бардачке я нашел клейкую ленту и спеленал его словно паук свою добычу – неосторожную муху.
– Когда вернется твой приятель? – спросил я своего пленника, для большей убедительности с силой ткнув ему глушителем под ребра.
Тот охнул от боли и ответил:
– Скоро…
– Один или с компанией?
– Один.
– Ладно, отдыхай… – Я заклеил ему рот.
Ждать мне пришлось чуть меньше часа. Я весь извелся, пока наконец в подъезде не появилась знакомая фигура. Он едва не вприпрыжку подбежал к машине и забрался на переднее сидение рядом со мной; я теперь изображал водителя.
– Вперед! – бодро скомандовал он, даже не взглянув в мою сторону. – Ты тут не уснул?
Я заблокировал, нажав на соответствующую клавишу, дверки 'джипа' и ответил:
– Из-за тебя я уже две ночи не сплю. Руки! Не шали, урод, иначе я прямо здесь тебя и урою.
– Ты… ты кто!?
– Дед Пихто. Не узнаешь? – Я включил освещение салона; и увидел, что он смотрит на меня как на незнакомца. – Достань свою 'дуру' – двумя пальцами! – и передай ее мне.
Побыстрее, мать твою!..
Он нехотя, но повиновался. А куда денешься, когда ствол пистолета у тебя под подбородком? И только когда он отдавал мне оружие, в его глазах замельтешил настоящий испуг. Знать, дошло, кому он опять попал на зубок. Все-таки узнал, клиент.
– Что тебе нужно? – мгновенно охрипшим голосом спросил отморозок.
– Поиметь тебя, бляжий сын. В очередной раз. Отвернись! Ну!!!
Я ударил его по башке рукояткой пистолета быстро и жестоко. Он не успел даже дернуться. Руку я почти не сдерживал – тыква этого круглоголового и не такое выдержит, если судить по опыту моего первого общения с ним. Просто связать и обездвижить его, как совсем недавно водителя, я побаивался. Мне вовсе не хотелось, кем бы он там ни был, стать его судьей и палачом. А если он начнет брыкаться, то у меня просто не останется иного выхода как пустить ему пулю в голову. Парень был отнюдь не слабаком. Это я отметил еще возле 'Руси', когда шмонал его карманы, чтобы изъять документы. Мышцы отморозка были накачаны будь здоров.
Спустя полчаса я уже ехал по окружной дороге, за городом. Мне нужно было найти уединенное место.
Глава 20. НОВЫЙ СЛЕД
Диву даешься как трудно иногда отыскать укромный уголок, где можно побеседовать с кем-нибудь по душам. Это я понял еще в свои семнадцать, когда начал встречаться с девчонками. Бегая по городу с пацанами, я узнал столько потайных, скрытых от людских глаз мест, что их хватило бы для игры в прятки целому детскому дому. Но стоило мне присмотреть хорошенькую малышку, готовую отдать мне не только свой первый поцелуй, как все эти места мгновенно становились проходными дворами, притом в самый неподходящий момент.
Однажды я с самым насущным юношеским вопросом бегал часа четыре по всяким городским 'достопримечательностям', таская за собой обалденную лапушку, и в конце концов, отчаявшись, свершил аморалку прямо в ее родном подъезде. Правда, мне пришлось на всякий случай вывинтить все лампочки на лестничной клетке, а перед подъездом рассыпать купленные по пути конфеты – дешевый 'горошек' каменной твердости, целых два килограмма. Тем самым я соорудил первую в своей жизни импровизированную сигнальную систему. Эффект от нее был потрясающим. В смысле, что некоторых, особенно торопливых жильцов дома, пришлось отливать водой из детской лейки, найденной во дворе, возле песочницы, для того, чтобы они восстали из праха.
Понятно, такими милосердными делами я со своей осчастливленной подружкой занимался уже после того…
Кто ищет, тот всегда найдет. Какая-то левая дорога привела меня к так называемым дачам.
Нет, не к тем, которые настоящие дачи, а к тем, что курятники. Их строили в восьмидесятых работяги, получив для повышения жизненного уровня крохотные наделы площадью пять или шесть соток от родной коммунистической партии (которая ум, честь и совесть эпохи, если кто успел забыть) – как прохудившуюся шубейку с барского плеча.
Я выбрал самую неухоженную, хотя таких было много. Она стояла на отшибе, почти на опушке леса. Дачка утопала в бурьянах по окна. Похоже, ее владелец обладал незаурядным чувством юмора. Он соорудил забор из проржавевших металлических щитов с лозунгами эпохи застоя, выброшенных в металлолом за ненадобностью. Разновысокие щиты создавали удивительно хаотическую композицию – точно как наша настоящая жизнь, происходящая из прошлой. Не говоря уже об интересно скомпонованных высказываниях череды генсеков, написанных рубленным шрифтом, которые представляли 'перлы' русской словесности.
За неимением лишнего времени я не стал наслаждаться этими эпитафиями социалистическому строю, занявшими достойное место на кладбище несбывшихся надежд пролетариата. Отворив ворота – то есть убрав самый большой щит, прикрученный к столбам ржавой проволокой, – я подогнал 'джип' вплотную к дачке и поторопился выключить фары. Дачный поселок не отличался оживленностью, но кое-где окна домиков светились. А потому не стоило пренебрегать мерами безопасности и нужно было постараться, чтобы мои маневры никто не видел.
Мой, уже двойной, 'крестник' оклемался только тогда, когда я вылил ему на голову
