какие-то странные огоньки…

А что если после моего ухода из 'Третьего Рима' Марью закадрил какой-нибудь фраер? А потом увез ее на хату? Ну, гад…

Услужливое воображение сразу же нарисовала несколько весьма скабрезных картинок с участием Марьи.

Святая пятница! Неужели я ревную? Мне сейчас только этого и не хватает. Влюбленный Волкодав… Бред!

Такого казуса со мной еще не случалось. Ну, разве что в детстве, когда мне очень нравилась русоволосая девочка с бантиками. Она жила на соседней улице и была старше меня на целый год. А учился я тогда в первом классе.

Мы вместе собирали гербарий, коллекционировали марки и разные открытки (на какие только жертвы не пойдешь ради любимой женщины!), а как-то раз она даже позволила поцеловать себя в щеку.

Увы, эта ветреная особа мне изменила. Оказалось, что ей больше по душе был Изя Кацман, который здорово пиликал на скрипке. Ему уже исполнилось десять лет, и в своей шикарной бобочке, клетчатых штанах и американских ботинках на толстой подошве он был неотразим.

Конечно, морду ему я набил. Притом, несколько раз. Но уже в те далекие годы я понял, что ревность – это очень нехорошее, мстительное чувство.

Больше я не влюблялся. По крайней мере, без памяти. Русоволосая Дюймовочка с бантиками напрочь лишила меня иллюзий, обычных для мужчин (особенно молодых).

Я повиновался лишь зову плоти. Что делать, против природы не попрешь. И пусть мне простят те женщины, которым я в порыве страсти вешал лапшу на уши, создавая необходимый в подобных делах звуковой фон. В такие моменты я и впрямь был искренен.

Но все в этом мире преходяще, в том числе и нечаянные увлечения. Утром я становился прежним Волкодавом, бойцом спецназа, для которого отец – это командир, казарма – мать родная, а винтовка – любимая женщина…

– Ты как вчера?.. – спросил я, не поднимая глаз.

Не сказал бы, что меня мучили угрызения совести по поводу моего внезапного исчезновения из 'Третьего Рима', просто нужно было как-то начать разговор.

– Нормально, – живо ответила Марья.

– Что значит – нормально?

Не знаю, что там уловила Марья в интонациях моего голоса, но на мой вопрос она ответила весьма сдержанно и осторожно:

– Посидела еще немного, а затем вызвала такси и уехала домой.

'Сама уехала?', – едва не сорвалось у меня с языка. Но я вовремя опомнился и спросил совсем про другое:

– Как обстоят дела с квартальным отчетом?

Главный бухгалтер заболел, и бумажными делами занимался его зам, не имеющий достаточного опыта.

Потому я попросил Марью держать бухгалтерские дела на контроле.

– Идем с опережением графика. Осталось заполнить формы по пенсионному фонду и службе занятости.

– Молодцы. Но прежде чем сдать отчет, пусть всю эту цифирь на всякий случай проверит главбух. Он уже выздоравливает, так что легкая нагрузка ему не повредит.

– Будет исполнено, – по-военному ответила Марья.

– А заодно и проведаете его, – добавил я, доставая из кармана деньги. – Купите чего- нибудь вкусненького… на ваше усмотрение. К сожалению, составить вам компанию не смогу.

– Вы уезжаете?

– Да.

– Когда вас ждать?

– Трудный вопрос… Может быть, к вечеру. Короче говоря – созвонимся.

Я поднялся и стал одеваться. Марья посмотрела на меня долгим, испытующим взглядом, хотела еще что-то спросить, но передумала. Она уже была у двери кабинета, когда я сказал:

– Марья, ты прости меня за вчерашнее… Я действовал по ситуации. А она была очень серьезной.

– О чем речь… – Марья мягко улыбнулась. – Мужские дела и поступки всегда загадочны для нас, женщин.

Поэтому и прощать-то нечего. – Она чуток помолчала, а потом все-таки задала вопрос, который вертелся у нее на языке: – Можно полюбопытствовать, что это был за человек, за которым вы бросились с такой прытью, словно вас к нему привязали?

Ах, черт! Все-таки Марья усекла, кому я упал на хвост. До чего же проницательная девка… Ей бы в разведку. А ведь там, в ресторане, она ни единым движением не выдала, что поняла мои устремления.

– Полюбопытствовать не возбраняется, – ответил я сдержанно. – Но пока я не могу сказать тебе правду. А врать не хочется. Уж извини…

Я подошел к ней и взял ее за плечи.

– И еще одно, Марьюшка… Есть у меня просьба. С сегодняшнего дня мы на осадном положение.

Поостерегись. Всегда блокируй дверки машины и не выходи по вечерам на улицу. Я не шучу и не преувеличиваю опасность. В принципе, охотиться будут за мной. Но мне совсем не хочется, чтобы и ты попала под топор – так сказать, за компанию.

– Я понимаю, – серьезно ответила Марья. – Охрана предупреждена?

Нет, ну что за женщина! Никаких 'ах' да 'ох', 'кто' и 'почему'. Предельная собранность и конкретность.

У нее даже глаза потемнели и словно покрылись ледяной коркой, а возле губ образовалась жесткая складка.

И я был абсолютно уверен, что она не испытывает страха. Что было бы вполне естественно для слабой женщины.

– Не волнуйся, парни свое дело знают. Но несколько слов я, конечно, им скажу.

– Удачи вам, – сказала Марья, посмотрев на меня таким взглядом, что у меня сердце затрепыхалось, как заячий хвост. – Берегите себя.

– Уж постараюсь, – буркнул я смущенно.

И быстро покинул кабинет.

В этот момент мне до сердечной боли захотелось, чтобы встреча с Анубисом и предстоящая разборка с 'покупателями' магазина на Левобережной улице (а что она грядет, я в этом совершенно не сомневался) оказались всего лишь дурным сном.

Андрей

Дрозд был какой-то взъерошенный и чем-то очень озабочен. Его глаза горели лихорадочным огнем, а на скулах время от времени играли желваки. Похоже, у него болели уши, потому что время от времени он прикладывал к ним примочки и капал пипеткой лекарство.

Но то, что у Андрея случились неприятности, он заметил сразу.

Вы читаете Под личиной
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату