малознакомые дебри средневековой мистики. Завершив «круг почета», Глеб вернулся в центр пещеры. И только теперь он заметил, что там находится камень, похожий на тот жертвенник, что был наверху.
Глеб подошел к нему вплотную, чтобы убедиться в верности своих суждений, и вдруг заметил, что это несколько не то, о чем он подумал.
Дабы окончательно удостовериться, что с глазами все в порядке, и они его не обманывают, Глеб ощупал камень руками и ощутил сильнейшее сердцебиение. Это был не жертвенный камень, а миниатюрный саркофаг! Нет, даже не саркофаг, а мраморный ларец с идеально подогнанной крышкой-плитой толщиною где-то около четырех сантиметров. Затаив дыхание, Глеб начал осторожно, по миллиметру, сдвигать крышку в сторону. Он боялся открывать ларец до дрожи в коленках, но его кладоискательская сущность напрочь отключила здравый смысл и самолично посылала команды руками и ногам, минуя все нервный центры.
Когда ларец немного приоткрылся, Глеб включил фонарик и заглянул внутрь. И был сильно разочарован. Оказалось, что внутренность сундука обложена листами материала, похожего на тот, из которого был сделан фильтр, а на самом его донышке, вместо уже существующего в воображении Тихомирова-младшего богатого клада, стояла всего одна- единственная чаша из белого металла с чеканным рисунком по ободку.
– В нашей квартире только старинного ночного горшка и не хватало, – понизив голос до шепота, недовольно сказал Глеб, отвечая своим мыслям.
Отбросив все сомнения и колебания, он снял крышку (она тоже была с изоляцией на внутренней стороне) и достал из сундука металлический сосуд необычной формы. Чаша имела невысокую толстую ножку и четыре ручки странного вида.
Это обстоятельство заинтриговало Глеба – подобных сосудов ему не доводилось видеть ни в музеях, ни в каталогах. Ничего не было написано о чем-то подобном и в специальной литературе, насколько ему помнилось. И главное – чаша оказалась теплой на ощупь, хотя воздух в пещере был прохладен, а температура саркофага, как и положено хорошо полированному мрамору, упрятанному в глубокое подземелье, была не выше двадцати градусов. Но Глеб, который мысленно уже обследовал другие тоннели в поисках выхода, не обратил на это обстоятельство должного внимания…
– Нашел? – с нотками нетерпения в голосе спросил отец, когда Глеб вернулся в главную пещеру.
– Да. Только не то, что нам нужно.
– Что это?
Николай Данилович наконец увидел чашу, которую Глеб небрежно держал за одну из ручек.
– Очередная загадка…
И Глеб поведал отцу о новой пещере и саркофаге.
– Дай-ка я посмотрю, – оживившись, попросил отец.
– Держи. Чаша, как чаша, ничего выдающегося. Даже не золотая. Похоже, серебро или сплав какого-то металла с серебром. За нее более штуки «зеленью» никто не даст. По крайней мере, в нашей стране. А может, и того меньше.
– Ошибаешься…
Николай Данилович внимательно разглядывал чеканные изображения на ободке чаши и на ножке.
– Ее цена будет на порядок выше. Если только…
– Что – «если только»? – живо спросил Глеб.
– Так говоришь, серебро или его сплав?
Отец проигнорировал вопрос сына.
– Ну не платина же. Это было бы совсем круто. Но я платину могу определить с закрытыми глазами. Это точно не она.
– Верно. Выражаясь вашим молодежным языком, это даже не круто, а очень круто.
– Не понял… Что ты имеешь ввиду?
– А то, что металл, из которого изготовлена чаша, весьма необычен, чтобы не сказать больше. Я, например, понятия не имею, что это такое, хотя на металловедении в свое время собаку съел.
– Да, в металлах ты разбираешься лучше, чем я, – вынужден был признаться Глеб.
– Но и это еще не все. На чаше прочеканены не просто рисунки, а ПИСЬМЕНА. И мне кажется, что такая письменность земной науке еще неизвестна. Присмотрись внимательней, по письменам ты у нас дока. Глеб забрал из рук отца чашу и, подсвечивая фонариком, начал изучать чеканный ободок.
– Слона-то я и не заметил, – сказал он огорченно спустя минуту или две. – А следовало бы. Да, батя, ты прав – такого алфавита я что-то не припоминаю. Это и не доисторические петроглифы, и не клинопись, и не древнееврейские письмена, хотя некоторая схожесть как будто просматривается. Обалдеть…
– Вот именно. И еще одно…
Николай Данилович снова взял сосуд в свои руки.
– Чаша теплая, словно ее все время подогревали. Интересно, это свойство металла, из которого она изготовлена, или что-то другое?
– Батя, а что если она радиоактивная!? – всполошился Глеб.
– Брось… – поморщился отец. – Ни один раритет древности не обладает радиоактивными свойствами. Ну, разве что самую малость, не выходящую за пределы нормы.
– Но…
– Не переживай, – бесцеремонно перебил отец Глеба. – Даже если чаша и обладает радиоактивным излучением, мне в мои годы бояться такой малости нечего.
– И все-таки нужно быть осторожней, – настаивал Глеб.
– Буду, – пообещал отец. – Как только хорошо изучу ее, так сразу и отставлю в сторону.
– Ты здорово рискуешь.
– Мы оба здорово рискнули. Поэтому предоставим нашим судьбам вершиться так, как это записано где-то там…
Николай Данилович ткнул пальцем вверх.
– Батя, что-то в последнее время ты стал чересчур большим фаталистом.
– Думаешь, это не к добру?
– Не знаю. Я просто констатирую факт.
– Ладно, ты иди. Не теряй времени.
– Слушаюсь, гражданин начальник! – бодро ответил Глеб, хотя на душе у него кошки скребли.
На этот раз Глеб все же решил проверить «вентиляционный штрек», как он назвал второй тоннель, откуда в пещеру подавался свежий воздух. Вдруг там впускное отверстие находится на досягаемой высоте. Этот тоннель резко отличался от всех остальных. В нем были хорошо сохранившиеся ступеньки, которые вели вниз. Стены тоннеля не светились, и Глеб, не выпускавший зажженный фонарик из рук, начал ощущать некоторое беспокойство. Ступеньки чередовались с горизонтальными площадками, и Тихомиров-младший вспомнил про террасы на склоне холма. На одной из площадок он нашел еще один воздушный фильтр. Только на этот раз он был вмонтирован в боковую стену подземного коридора. Наверное, в этом месте тоннель разветвлялся и по другую сторону фильтра находился канал, соединяющийся с воздухозаборным колодцем.
