заключении по самое некуда, оковали его путами почище рабских цепей…
День тянулся словно молочные конфеты-ириски его детства. Сладкая патока ничегонеделания осязаемо налипала на тело, лишая воли и доводя до исступления своей нескончаемостью. Базуль неприкаянно слонялся с угла в угол, терроризируя несправедливыми придирками Шатоху и охранников. В воздухе явно слышался запах опасности, и от того, что 'положенец' не мог определить ее истоки, он раздражался еще больше.
Наконец около двух часов дня нарыв прорвался. Траурный телефонный звонок раздался в тот момент, когда Базуль стрелял в своем подземном тире из пистолета 'беретта'. Охранник с телефонной трубкой в руках жестикулировал с минуту, пока босс обратил на него внимание – 'положенец' был в звукоизолирующих наушниках.
– Кто звонит? – недовольно спросил Базуль.
– Он не назвался. Но говорит, что очень важный вопрос…
Поморщившись, будто ему на зуб попался кусочек лимона, старый вор аккуратно уложил сверкающий никелем и золотом заказной пистолет в обитый черным бархатом футляр и гаркнул в микрофон:
– Чего надо!?
По этому номеру звонили только свои, предварительно называя пароль. Потому Базуль и не стал миндальничать. Специальная аппаратура искажала голос говорящего, и надумай кто- либо поставить телефон на прослушку, он услышал бы лишь набор скрежещущих звуков, которые, проходя на выходе через фильтры и дешифраторы, превращались в человеческую речь, похожую на разговор киношного робота.
– Федор Лукич, горим! – возопил неузнаваемый металлический голос.
– Кто это?
– Гарик! Федор Лукич, пожар… – в трубке всхлипнуло.
Гарик Арутюнян заправлял одной из самых доходных точек финансовой мини-империи Базуля. Под началом шустрого армянина находился ночной клуб-казино, распложенный едва не под памятником Ленина, на центральной площади. Базуль выписал оборудование для игорного дома из самой Америки, обошлось оно в немалую копеечку, но себя уже оправдало. 'Положенец' гордился своим детищем, справедливо считая себя первопроходцем игрового бизнеса в городе и области.
– Как, где!? – всполошился Базуль.
– Казино горит. Уже час. Господи, какие убытки… – в трубке опять послышались рыдания.
– Вытри сопли, мать твою!.. – гаркнул старый вор. – И объясни толком, что там у тебя случилось.
– Не знаю! Сначала загорелся подвал – туда мы свалили все старое барахло, оставшееся от прежних хозяев, а затем, спустя несколько минут, вспыхнул игорный зал. Федор Лукич, это поджог! Я не виноват!
– О твоей вине поговорим потом. Пожарные работают?
– Пять машин.
– Вызови еще! Ночную выручку сдали?
– Не успели…
– Что-о!? Где она?
– В сейфе… – в трубке как-то странно захрипело, а затем что-то грохнуло.
– Гарик! – Базуль потряс телефонную трубку, будто оттуда мог вывалиться Арутюнян. – Отзовись, сучий потрох?!
– Босс… – голос армянина был приглушен и тих, даже несмотря на усилительную аппаратуру. – Извините… сердце прихватило…
– Мне плевать на твое сердце! Где сейф с бабками?
– В подвале…
– А вот за это ты мне ответишь, – зловеще прорычал в микрофон 'положенец'. – По полной программе. Если деньги сгорят, я из тебя шашлык сделаю. Вытащи сейф из огня, ты, урод! Любой ценой!
– С-слушаюсь…
Вот оно, началось… Базуль ни на миг не усомнился, что пожар в казино – дело рук Чингизовых ублюдков.
Нет, он этого так не оставит! Старый вор едва не бегом поднялся на второй этаж и прямо с порога гаркнул Шатохе:
– Вызови Балагулу! Мигом! Пусть бросит все дела и мчится сюда. Что ты стоишь, как столб!
Пошевеливайся…
Балагула приехал через час. Все это время Базуль, сгорая от ненависти к Чингизу, мотался по кабинету словно тигр в клетке. Когда помощник 'положенца' появился на пороге, перед его глазами предстал полный бардак: перевернутое кресло, разбитые вазы, разбросанные по полу бумаги и разные безделушки.
– Ну тебя ждать, бля!.. – вызверился Базуль. – Про пожар в казино знаешь?
– Мне доложили…
– И ты так спокойно об этом говоришь!?
– От того, что я буду слезы лить, ничего не изменится.
– Вот это ты верно сказал… – Базуль постепенно успокаивался. – Мы заставим плакать Чингиза. Кровавыми слезами. Готовь операцию. Хлопнем парочку его магазинов. Это для начала.
– Может, казино загорелось не с его подачи? – осторожно спросил Балагула. – Пусть сначала пожарные разберутся, что там случилось.
– Все еще надеешься на переговоры? Не-ет, хватит базар разводить. Болт ему, а не мирное соглашение! Если после нашего предупреждения Чингиз не уймется, замочим его, как бобика. Я все сказал! Иди, занимайся моим поручением.
– Хорошо, – покорно согласился Балагула.
Он понимал, что Базуль совершает фатальную ошибку, но спорить было опасно. Сейчас любые, самые разумные, доводы просто разбились бы о ненависть 'положенца' словно морская волна о скалу. Как это не раз бывало прежде, Базуля зациклило. В такие моменты старый вор 'в законе' становился хуже дикого зверя. Он мог не просто убить человека, а с садистским удовольствием раскромсать его на мелкие кусочки.
Однажды Балагуле довелось присутствовать во время такого приступа неистовства. И после бывшего опера долго тошнило, едва перед глазами вставала картина залитого кровью подвала, в котором Базуль сводил счеты с одним из тех, кто осмелился стать на его пути. Балагула и сам был отнюдь не мягкотелым и мог с любого сделать своими кулачищами отбивную. Но, как это ни странно при его нынешней 'профессии', он никого собственными руками еще ни разу не отправил в мир иной.
Нельзя сказать, что Балагулу страшила 'вышка'. Если кого он и боялся по-настоящему в этой жизни, так это отца, всю свою жизнь проработавшего на бойне. До сих пор в его присутствии бывший спортсмен и опер чувствовал себя неуютно. Балагула-старший редко бывал трезвым, хотя всегда твердо держался на ногах, сколько бы ни выпил. Его любимым занятием был мордобой, чем он и занимался в воскресные и праздничные дни, круша челюсти всем, кто под руку подвернется. Когда в выходные отец появлялся на улице, она сразу же пустела. Как сейчас автолюбители предупреждают друг друга подмигиванием фар о присутствии патруля ГАИ на дорогах, так и мужики-соседи оповещали друг друга самыми хитроумными способами о надвигающейся опасности. На Балагулу-старшего не могла найти управу даже милиция.
