дела надежному товарищу. Завтра выедешь со мною в город.
Около них, качаясь на согнутых ногах, пьяненький казак, размахивая шапкой и надрываясь, выкрикивал, как малохольный:
…Вечером Даша была у женщин. Был с ней и Бадьин. Баб было много на радостный день. Даша успешно выполнила задание. Ох, со станичными бабами работа — самое проклятое дело!..
И никогда Даша не видела Бадьина таким, как в этот вечер. Когда она встречалась с ним взглядом, вспыхивали в памяти золотые одуванчики при дороге. И в этих его глазах видела Даша немой восторг и неугасаюший огонь любви к ней. Вплоть до самого сна он не отходил от нее ни на шаг, пристальный от заботливой ласки — покорный, укрощенный и мягкий. И Даше было почему-то смешно: чувствовала, что Бадьин опустошен, что сила его перелилась в нее, в Дашу: стоит ей приказать Бадьину, и он покорно выполнит все, чего она захочет.
IX. БРЕМСБЕРГ
1. Массы
Чувствовал Глеб не каждого отдельного человека, а всю людскую лавину и за собой и впереди себя. Обмываясь потом, он выворачивал киркою цементный сланц и шпат. Муравейные толпы взмахивали тысячами кирок и покрывали всю гору — от труб и корпусов завода, от каменных отвалов до обелисков электропередачи.
Клубастые облака гуляли над морем, и по зелени гор порхали роями первые весенние цветы. Опаловым дымом горели кустарники в камнях и расщелинах. Здесь — и вправо и влево — вздымались горы, стекающие вниз, там расстилалось море, небесно-голубое в безбрежности. И между горами и морем — воздушная глубина.
Клейст, опираясь на толстую палку, сам лично руководил массовыми работами, и степенные техники и юркие десятники услужлив дежурили около него. А он, сутулый и важный, спокойно и холодно бросал неслышную команду.
…Инженер Клейст — преданный спец Советской республики… Рабочий Глеб Чумалов способен быть другом инженера Клейста… Разве это — не победа?
Клейст остановился недалеко от Глеба, сосредоточенный в себе, озирая весь размах горных работ, и в глазах его Глеб видел гордость и вспышки волнения.
Глеб заломил шлем на затылок, смахнул брызги пота с лица и весело улыбнулся.
— Ну что Герман Германович?.. Помните, вы говорили, что эта махина — на месяц труда? А глядите, что делают люди, когда одушевлены энтузиазмом… Они вышли третий раз, а работы подходят к концу…
Клейст улыбнулся и, сохраняя привычную важность, сухо проговорил:
— Да, да. С таким размахом работы можно делать чудеса. Но это — неэкономная трата сил: здесь нет планомерности и организованного распределения труда. Энтузиазм — как ливень: он непродолжителен и вреден.
— В разрухе только с этого нужно начинать, Герман Германович. А когда заложим крепкий фундамент и приведем все в порядок — вот тогда будем планомерно учиться процессу производства. Впрочем, энтузиазм — не ливень, а огонь. Герман Германович… огонь души… и он у нас не угаснет…
Опираясь на палку, Клейст пошел в гору, к горящим обелискам электропередачи. Потом остановился — подумал.
— Что ж… может быть, это — новый день… Может быть, начинается другая жизнь… невиданная и счастливая…
Нестерпимо пахло каменным накалом и жженой травой. Во рту и глазах горела пыль.
В горах звонили колокола.
…Хорошо. Все огромно и беспредельно. Солнце — живое, как человек. Оно насыщает кровью каждую клеточку тела и воспламеняет желаниями и верой в будущее.
Четкие линии рельсов струились по ребрам шпал в пропасть — на дно разработок, и вверх — в паутинные челюсти электропередачи. Пройдет час — напрягутся железные струны канатов, лягут раскаленными нитями, и медными трубами запоют вагонетки и вверх и вниз — и вверх и вниз…
Кудрявая Поля Мехова, опираясь на лопату, утомленно карабкалась в гору. Она спотыкалась, вскрикивала и смеялась.
Лухава стоял на каменном утесе между обелисками, в черной блузе без пояса, с открытой грудью, и отдавал какие-то распоряжения, сигнализируя обеими руками.
— Ой, как же я устала, Чумалов!.. Поддержи меня, слабую женщину…
Поля положила руку на плечо Глеба. Он подхватил ее под мышки и посадил на каменный выступ.
Мимо шла Даша с железной лопатой на плече. За нею — толпа женщин тоже с лопатами. Они поднимались к электропередаче для штопки путей.
— Вот она, моя Дашок… поводырь! Славная когда-то была жинка…
Он обнял ее на перепутье и прижал к себе.
Даша засмеялась и, играя, сорвала шлем с его головы и бросила в сторону. Потом вырвалась и с хохотом побежала вперед. Он хотел пуститься за нею, но раздумал и только поглядел ей вслед. Постоял, медленно спустился вниз по пластам камней и поднял шлем.
Поля лукаво улыбалась, и, вздыхая, сказала с завистью:
— Даша — настоящая большевичка, и я ее очень уважаю. Но в тебя она влюблена, как невеста, Чумалов.
— Когда это тебе приснилось, товарищ Мехова?
— Как! Неужели ты этого не замечаешь?
— Я пока испытал другое, — огрызнулся Глеб. — Со мной она поступила так, как с мужьями не поступают.
— Да не может быть!.. — засмеялась Поля. — Не поверю, Чумалов. Уж не проявил ли ты деспотического нрава, как ревнивый муж…
Он смутился и, не выдержав ее насмешливого взгляда, отвернулся.
— Эх вы, мужчины, мужчины!.. Как крепко живет в вас домостроевщина!.. Нет еще в вас мужества уважать женщину.
— Извиняюсь, это ко мне не относится…
