— Не беспокойтесь… Я понимаю ваше состояние. А сейчас, если вы не против, подпишите эти бумаги.
С трудом она вновь сосредоточилась на листках желтовато-коричневого цвета, которые раскладывал перед ней Генри Элиот. В начале этой недели они вместе прошлись по ним, и теперь Оливия, лишь бегло взглянув, машинально ставила под документами свою подпись. У нее не было ни малейшего желания затягивать эту процедуру дольше отведенного времени.
Иногда Оливия давала волю воображению, представляя себе, какой была бы новая встреча с Гилом, но в мечтах она всегда видела себя умудренной жизненным опытом и уравновешенной, обладающей его ледяной вежливостью и дающей понять с предельной ясностью, что крошка-кузина давно стала совсем взрослой. Однако как отличаются зачастую мечты от реальности! Шокированная столь неожиданной встречей с Гилом, она утратила всякую способность владеть собой и не могла скрыть того, какое глубокое беспокойство вызывало его появление в ее душе. Самоконтроль, которым она всегда гордилась, с каждой минутой превращался в фикцию.
— Хотите, я вызову вам такси? У вас все еще слишком бледный вид, — участливо предложил Генри Элиот, когда Оливия закрыла колпачок своей авторучки.
— Нет, я на машине, — с вызовом произнесла Оливия.
— Я, в самом деле, считаю, что вам не стоило бы вести машину самой, — нахмурился адвокат.
Прежде чем Оливия ответила, заговорил Гил:
— Я отвезу мисс Бофор домой.
— Вот и прекрасно… Прекрасно, — улыбнулся Генри Элиот, явно довольный, что организацию отъезда богатой клиентки берет на себя кто-то другой.
Нет, только не это! Ей и так потребуется собрать все силы, какие у нее остались, чтобы своими ногами уйти из адвокатской конторы. А при мысли о пребывании вместе с Гилом в тесном замкнутом пространстве автомобильной кабины руки и ноги Оливии стали вообще ватными.
— Нет, я доеду сама. — Она поспешила отвергнуть предложение Гила и не смогла удержаться от дополнительного замечания обескураживающего свойства. — Я чувствую себя в большей безопасности, когда сама за рулем. Моя бабушка, может быть, и нуждалась в услугах шофера, а мне он пока еще не нужен.
Грубость была преднамеренной, и оба мужчины поняли это, но Гил лишь холодно ухмыльнулся.
— В таком случае ты можешь отвезти меня. Таким образом, все мы будем удовлетворены. Мистер Элиот будет спокоен, что ты поедешь не одна… Ты будешь сидеть за рулем… И вместо тебя я попользуюсь услугами шофера. А свою машину ты заберешь отсюда потом.
Почему-то грубость Оливии обратилась против нее самой, она вынуждена была признать это с сожалением. Проклятый Гил! Как он ловко умудрился изменить всю обстановку.
— Твое предложение, Гил, определенно разрешило проблему, — не слишком вежливо буркнула она.
Гил наклонился вперед за шляпкой Оливии, лежащей на столе. Используя создавшуюся вследствие этого движения близость к ней, он произнес хриплым шепотом:
— Это моя работа — разрешать… проблемы. Ты вскоре убедишься в этом, крошка- кузина, — здесь я мастер своего дела.
2
У здания адвокатской конторы стояло несколько автомобилей, но Оливия инстинктивно почувствовала, который из них принадлежит Гилу. Черный «ягуар» полностью соответствовал его натуре: подавляет размерами, ослепляет и пугает.
Оливия остановилась у машины и вздрогнула — то ли при мысли о том, что ей предстоит сесть за руль такого мощного автомобиля, то ли из-за перспективы оказаться в нем вместе с Гилом. Точнее Оливия не могла описать своего состояния.
— Ты не передумала насчет того, чтобы вести машину?
— Нет. Почему это я должна передумать?! — возразила она с оттенком показной храбрости.
Гил посмотрел на нее поверх засыпанной снегом крыши «ягуара».
— Мне просто показалось, что ты выглядишь немного… испуганной.
Конечно, она была испугана, но не хотела, чтобы он догадался почему. Она и без того уже раскрыла слишком много своего сокровенного за сегодняшний день.
— Ты уверен, что доверишь мне руль в такой гололед? — с усмешкой сказала Оливия, втайне надеясь отчасти на отрицательный ответ.
— А ты уверена, что справишься за рулем?
Их словесная пикировка начинала уже напоминать настоящую дуэль, и Оливия не собиралась отступать и идти на попятную.
— Безусловно, — ответила она твердо, взяв протянутые ей Гилом ключи.
Внутри машину никак нельзя было назвать тесной, но почему-то возникло ощущение подавленности, и Оливия, болезненно воспринимая соседство Гила, завозилась со своим ремнем безопасности. Все ее попытки закрепить ремень ни к чему не приводили, пока Гил не взял ее онемевшие, непослушные пальцы в свои и точно не посадил металлическое кольцо в гнездо.
Это было первое его прикосновение к ней, но даже сквозь плотную перчатку Оливия почувствовала, как по руке пробежал, покалывая кожу, электрический разряд. Прошло пять лет, пять долгих лет, когда они в последний раз обнимали друг друга, но все же глубоко запрятанные воспоминания вновь зашевелились в душе. Разумом она могла пытаться забыть власть этого человека над собой, но этого не сделало, и не было способно сделать ее тело.
Она осмелилась бросить на него взгляд из-под длинных густых ресниц. Испытал ли он такое же чувство? Если да, то это никак не отразилось ни на его расслабленной позе, ни на ленивой точности движений, с которой он подготовил все кнопки на щитке приборов.
Оливия прикусила губу, сосредоточившись на том, чтобы вставить ключ в замок зажигания. Она сурово бичевала себя, доказывая, что нечего глупить. То, что произошло пять лет назад, ничего не значило для Гила. Он, вероятно, даже забыл, происходило ли что- нибудь между ними. Как ей хотелось, чтобы она могла сказать то же самое и о себе!
Через несколько минут они уже выехали на многолюдную магистраль; Оливия, в нормальной обстановке уверенно водившая машину, сейчас нервничала, что было на нее совсем не похоже. Она попробовала объяснить это непривычным для нее автомобилем, обледеневшей дорогой, однако прекрасно знала, что ничто другое не волновало ее больше, чем присутствие Гила. Он сидел рядом, и ее сознание было настолько поглощено этим обстоятельством, что привычные для любого автомобилиста действия за рулем ей приходилось выполнять не автоматически, а при полной концентрации всех умственных и физических способностей.
В конце концов, молчание стало невыносимым, и Оливия вдруг обнаружила, что первая задала вопрос:
