товарищей по бейсболу — так, словно для него не было ничего страшнее, чем своим официальным «согласен» и связанными с ним последствиями лишить себя места в бейсбольной команде (и в обществе).
Гости искренне старались завидовать беспримерному счастью вновь испеченных молодоженов. Но поцелуй перед алтарем получился довольно прохладным, обмен кольцами довольно бесстрастным. Нежные речи молодых супругов ограничивались диалогами: достаточно ли белого хлеба, не слишком ли громко или, наоборот, тихо играет оркестр и чьи родители чувствуют себя лучше или хуже (и почему). Катрин удалось лишь на несколько секунд пробиться к невесте. Ей не пришло в голову ничего более глупого и менее подходящего к ситуации, как спросить:
— Ты действительно его любишь?
— Мы подходим друг другу, — ответила Франциска и улыбнулась. Что означало «нет».
С тех пор подступы к домашнему очагу в тупике надежно охранялись от посторонних. Катрин тоже попала в черный список и редко удостаивалась аудиенции. Свадьба плавно перешла в беременность Франциски. Ее отношения с Катрин все более заметно телефонизировались. После рождения двух близнецов телефонные разговоры тоже стали возможны лишь в исключительных случаях — например, когда Лени и Пипа одновременно спали. И все же Катрин не верила в то, что ее дружба с Франциской кончилась. Каждая встреча с подругой (а их можно было теперь пересчитать по пальцам) вселяла новую надежду узнать в ней прежнюю Франци.
То, что она пришла не вовремя, Катрин поняла, когда ретироваться уже было поздно. В квартире, являвшей многочисленные следы детского вандализма, пахло бананами. Лени (или Пипа) играла тихо. Она увлеклась гаданием на ромашке — «любит-не-любит», — используя вместо ромашки фикус. Пипа (или Лени) играла громко. Она достала из кухонного стола пять сковородок и испытывала их на прочность, колотя одну о другую.
— Не пугайся, — сказала Франциска, подставляя для пожатия локоть вместо руки. — У нас тут небольшой кавардак.
Катрин испугал не столько кавардак, сколько сама Франциска. Она тоже являла многочисленные следы детского вандализма и пахла бананами. К тому же с периода своей бурной молодости она поправилась килограммов на двадцать. Одни только волосы ее весили по меньшей мере пять кило. Для заботы о собственной внешности ей, похоже, не хватало не только времени, но и мотива.
— Как ты умудряешься сохранять фигуру? — спросила Франци, хотя, с одной стороны, прекрасно знала, как это делается, а с другой, ей это было безразлично — потому что было небезразлично Катрин.
Лени (или Пипе) уже наскучил ободранный фикус. Она разбежалась и прыгнула Катрин на колени. Что вывело из блаженного оцепенения грохочущую сковородками Пипу (или Лени). Бросив свои ударные инструменты, она повисла у Катрин на шее.
— Ах вы, маленькие разбойницы! — воскликнула Катрин в надежде на то, что грозное вмешательство мамаши вернет ей относительную свободу.
Однако Франци ограничилась виноватой улыбкой типа «дети есть дети». Хотя такими дети бывают, только когда у взрослых не хватает сил, чтобы сделать их другими.
— Забавные они у тебя, — сказала Катрин, прибавив про себя: «Черт бы их побрал!»
Потом они рассматривали фотоальбомы: Лени и Пипа в возрасте одного, двух и трех лет, а также в промежутках. Дети тем временем ходили на головах.
За готовой пиццей из пиццерии они обменялись несколькими словами о личных делах. Очень немногими, поскольку Пипа и Лени никуда за это время не делись и ежеминутно напоминали о своем присутствии.
— Мы с Эриком стали совсем чужими друг другу, — сообщила Франциска безмятежным тоном, в котором слышались отголоски прежних беззаботных лет. — Я еще немного посмотрю на все это, а потом подам на развод.
На что именно она собиралась смотреть, Катрин не услышала, так как слова подруги утонули в голодном реве близнецов.
— Ну а у тебя что нового? — спросила Франциска, вероятно, в надежде узнать что- нибудь о жизни.
— Я влюбилась, — ответила Катрин, сама удивившись своим словам и их непривычному звучанию.
— Я так сразу и подумала, — сказала Франциска. — А что он может?
— Еще пока не знаю, — ответила Катрин.
— Он тебя любит?
— Еще пока не знаю.
— А как он в постели?
— Еще пока не знаю.
— А когда он тебя целует, у тебя мурашки бегут по спине?
— Еще пока не знаю.
— И не хочешь узнать?..
— Хочу. Конечно хочу.
— Так какого черта ты тут у меня рассиживаешь?
«Хороший вопрос», — подумала Катрин.
Она помогла подруге привести детей в состояние хотя бы предварительно-условной готовности к ночному сну и попрощалась с ней, обозначив объятие поверх Пипы и Лени, встрявших между ними и вешавшихся на обеих поочередно.
Домой Катрин вернулась, запыхавшись: она со всех ног мчалась через парк. Ее охватило непреодолимое желание, чтобы Макс ее поцеловал. Она решила прийти к ситуации, в которой это желание станет осуществимым, кратчайшим путем и бросилась к телефону.
На автоответчике было два сообщения. Первое — от Аурелиуса.
Катрин потерла коленкой о коленку и закусила нижнюю губу.
«Дорогая Катрин! Я надеюсь, ты не сердишься на меня за то, что я вчера не позвонил. Я ведь обещал. У меня в конторе сейчас сумасшедший дом…»
Катрин зажала уши и слышала лишь отдельные слова и обрывки фраз: «ты должна знать», «единственная», «по поводу кино», «Рождество», «говорил по телефону с твоей мамой», «звонить в любой момент», «завтра попробую еще раз», «спокойной ночи, любимая», «ты мне снишься»… Все. Славу богу!
Второе сообщение должно было быть от него. И оно было от него. Катрин прижала ухо к динамику. «Привет, Катрин! Это Макс. Я отправил тебе мейл. Мне тебя очень не хватает…»
Компьютер загружал почтовую программу целых три минуты. Катрин за это время успела обгрызть шесть ногтей. «Он сказал: „Мне тебя очень не хватает“», — мысленно произнесла она приблизительно двадцать раз, чтобы как-то пережить время ожидания. Она сняла с себя все, кроме футболки, но ей все еще было слишком жарко для приема его сообщения. Сначала в глаза ей бросились два новых мейла от Аурелиуса. Она уже ненавидела его за эту наглость, с которой он прокрался потайными электронными тропами в ее жизнь и блокировал ей доступ к важным вещам. Она, не читая, удалила оба мейла, открыла сообщение от Макса и впилась в него глазами:
