узкая ротонда с островерхой ребристой крышей, окошками-бойницами. Когда-то во флигеле располагался чудесный маленький зимний сад, в аркадных нишах стояли статуи римских богов. Еще сохранились здесь мраморные основания для кадок под деревья, но самих растений давно не было. Во флигель теперь сносили старые предметы мебели, и когда Алена вошла вовнутрь, мальчики уже стояли на коленях у раскрытого сундука, перебирали его содержимое: старые журналы, клетку для птиц, сломанную подзорную трубу… Схватив эту трубу, они по винтовой лестнице устремились наверх. Оттуда Лодя позвал:
– Аленка, иди к нам! Мы будем высматривать врага.
– Да, – подхватил Саша. – Мы Ланкастеры, клан Алой Розы. Наш замок хотят взять штурмом Йорки…
Обедал Саша Петрусенко за общим столом, в большой гостиной, вместе со всей семьей. К обеду как раз приехал господин Коробов, и мальчик был представлен ему. Веселый приветливый мужчина расспрашивал Сашу о дяде Вадиме Илларионовиче, передавал ему привет. Однако Саша заметил, что он посматривает на жену с каким-то беспокойством, словно хочет о чем-то поговорить. Но госпожа Коробова этого не замечает, улыбается племяннику и ему, Саше, все предлагает то одно блюдо, то другое.
Максим уже прикатил за ним, ждал в двуколке, а Лодя все никак не отпускал Сашу. Да и тому еще не хотелось уезжать. Наконец они уговорились, что завтра Саша приедет тоже с утра пораньше.
К ужину Саша опоздал. Все уже допивали чай, когда он, умывшись и переодевшись, явился к столу. Потому отцу и дяде он успел только рассказать о замечательной игре в баскетбол. Потом мужчины ушли в мастерскую дяди Вадима, а Саша еще долго рассказывал маме о своих новых друзьях.
– Знаешь, мы с Лодей и Аленкой…
– Ты зовешь взрослую девушку, воспитательницу, просто «Аленкой»? – удивилась Людмила.
– Но, мама, князь, то есть Лодя, сам ее так зовет, но только чтоб никто-никто этого не слышал. Это их секрет, как будто они члены какого-то тайного общества. И мне тоже разрешили.
– А ты нам всем секрет и выдал! – подразнила его Люся.
– Но, мама! – Саша покраснел, одновременно смутившись и рассердившись. – Вы – другое дело! Ведь вы там не живете! И потом… вы же не выдадите нас?
– Конечно нет, милый, я шучу. Все твои секреты никто у нас никогда не выдаст, ты же знаешь…
Когда мальчик наконец уснул, уговорив разбудить его пораньше, она пошла в сад встретить мужчин. Вместе они спустились к пруду. Этот пруд, как и несколько других, образовался после того, как на реке Сушке была построена плотина – лет полтораста назад, при знаменитых фабрикантах братьях Николае и Василии Кишкиных. Их парусиновая фабрика в Серпухове была крупнейшей в России, соперничая с полотняным заводом Гончарова. Там на 250 станках работали более пятисот человек, столько же вырабатывали пряжу по домам. В Серпухове и сейчас стоит грандиозный дворец фабрикантов Кишкиных, в котором они принимали однажды императрицу Екатерину II. Потом, правда, братья рассорились, учинили раздел своей парусиновой империи, и к концу восемнадцатого века незаметно и загадочно вся династия куда-то исчезла. А их дворец приобрели городские власти, и теперь там размещаются присутственные места: полиция, уездный и земский суд, архив, дворянская опека, казначейство, магистрат, зал дворянского собрания. А в первом этаже – еще и винные погреба. Доктор Бородин хорошо знал это здание. Он вообще интересовался историей родных мест, а братьями Кишкиными – особенно: его родные «Бородинские пруды» возникли в результате деятельности энергичных фабрикантов. Когда они разворачивали вовсю свое дело, то в городе им стало тесно. Они купили несколько окрестных сел и здесь, на Сушке, поставили плотины. На них устроили водяные толчеи пеньки и бумажную фабрику с молотами для глажки разных номеров бумаги. Да, когда-то здесь кипела бурная жизнь. Сейчас лишь несколько почти сровнявшихся с землей кирпичных островков напоминают об этом да одинокая каменная церковь за прудом, над оврагом. Но Вадим Илларионович рад спокойствию и тишине. Лишь кузнечики стрекочут, воды пруда мерцают, отражая крупные августовские звезды и тонкий серп молодого месяца.
– Новолуние, – тихо сказала Люся. – Время привидений.
– Да, так что там за призрак бродит по «Замку» князей Берестовых? – подхватил ее реплику Викентий.
– Маленький князь рассказал Саше, что по рыцарской башне бродит дух его далекого предка. Когда-то он служил при государе и был у того любимцем. Влюбился во фрейлину царицы, однако царь ему жениться запретил.
– Почему? – спросил заинтересованно Викентий.
– Об этом или легенда умалчивает, или мальчиков этот момент совсем не интересовал… Так вот, влюбленный рыцарь обиделся на царя и стал ни много ни мало разбойником. Грабил царские обозы, царских слуг убивал. Мстил, одним словом.
– Неплохо! И что дальше?
– А дальше его поймали и привели к царю. «Повинись, – сказал государь. – Стань передо мной на колени, и я тебя прощу».
– Значит, все еще любил своего фаворита? А тот, похоже, не повинился?
– Нет, не повинился. И царь его казнил.
– Что и следовало ожидать, – подвел итог Викентий и поцеловал жене руку – полусерьезно, полушутливо. – А что же рыцарь-разбойник, вернее, его неугомонный дух, ищет в родных краях? Почему он не бродит по царским палатам и там не наводит на всех леденящий душу страх?
– Наверное, там хватает других привидений. А здесь тихо, спокойно. Может, он тоже хочет обрести покой?
Вадим Илларионович с улыбкой слушал веселый диалог сестры и Викентия. Потом взял их обоих под руки.
– Я эту сказку уже и раньше слышал. Она не так глупа, как может показаться. В ней – отголосок настоящих событий и настоящих лиц. Да ты, Люся, должна тоже помнить! Один из предков мальчика, Всеволода, был декабристом. Прадед его, Дмитрий Урбашев.
– Вот это уже интереснее! Расскажи, Вадим, – попросил Петрусенко.
Они сели на скамью, стоящую на горке над прудом, и доктор Бородин рассказал историю, имевшую прямое отношение к имению «Замок».
В двадцатые годы прошлого века усадьба «Замок» принадлежала молодому капитану кавалерийского полка Дмитрию Урбашеву. Он вступил в Северное тайное общество в 24-м году. 12 декабря 1825 года он был одним из тех, кто находился в квартире Кондратия Рылеева, когда приехал князь Трубецкой с известием об отказе Константина от престола и назначенной на 14 декабря переприсяге царю Николаю Павловичу. У Рылеева на его «Русских завтраках» постоянно собирались соратники-заговорщики. Сам хозяин был в тот день болен, лежал в жару, с ним сидел, меняя ему на лбу мокрые салфетки, князь Евгений Петрович Оболенский. Услыхав от Сергея Трубецкого весть, они тут же решили: именно 14 декабря и надо начинать мятеж. Рылеев, Трубецкой и Оболенский вышли из кабинета к друзьям и объявили о решении. Среди всеобщего ликования Дмитрий Урбашев попробовал было сказать:
– Но ведь мы еще окончательно не выработали ни одного Закона для будущего благоустройства России! Не на пустом ли месте начинаем?
Но его обнимали, хлопали по плечам друзья:
