казалось невозможно. А они сделали это, сколько усилий приложив!
– Доктор Пеппер и доктор Спилсбери – вот герои этого расследования, так ведь, Викентий? – Бородин покачал головой. – Так что ты прав: не только технический прогресс, но и научная медицина столько открытий этому веку принесла! Я горжусь: это как раз два моих увлечения в жизни.
…Когда в подвале дома Криппена в Лондоне откопали останки какого-то тела – кровавое месиво, в котором ни головы, ни рук, ни ног определить было невозможно, туда спешно приехал главный патолог английского министерства внутренних дел Огастес Джозеф Пеппер. Почти десять лет назад ему удалось идентифицировать жертву, пролежавшую три года в заполненной водой могиле, и установить, что женщина не покончила с собой, а была убита. Теперь ему предстояло сделать не менее сложное исследование.
Осмотрев останки, найденные в подвале, он быстро понял, что над ними поработал хорошо знакомый с анатомией человек. Убийца не просто расчленил тело – он извлек все кости, уничтожил или спрятал их. Стало невозможным идентифицировать убитого по скелету. Пол жертвы тоже нельзя было определить – убийца постарался. Удалены были мускулы и кожный покров… Как можно было доказать, что найденное тело – Кора Криппен? Ведь ее муж, до того, как исчез, утверждал, что жена оставила его и живет с другим мужчиной где-то в Америке.
После нескольких часов долгой утомительной работы с останками доктор Пеппер обнаружил большой лоскут кожи примерно 14 на 18 сантиметров, с несколькими волосками. Уже сразу на взгляд он предположил, что это может быть кожа с низа живота. Пеппер десятилетиями работал хирургом, оперировал, и его внимание сразу привлекло одно специфическое изменение на коже. Операционный шрам? Очень может быть!
Выяснилось, что пропавшая Кора Криппен делала серьезную гинекологическую операцию. Пеппер понял, что, возможно, наткнулся на след, который приведет к опознанию трупа. Однако работу предстояло проделать титаническую, одному с ней не справиться. И Пеппер обратился за помощью к своему ученику Бернарду Спилсбери.
Спилсбери был молод – 33 года. Однако Пеппер очень ценил его врачебные и исследовательские таланты. Недаром два года назад, уйдя с должности главного патологоанатома госпиталя Святой Марии, он передал эту должность Спилсбери…
Много дней оба патолога препарировали, изучали под микроскопом единственный имеющийся у них материал, сравнивали его со срезами нормальных брюшных стенок. И пришли к выводу: да, это лоскут кожи именно с подчревной области живота. Той самой, на которой остаются шрамы от гинекологических операций. Но в самом ли деле перед ними – шрам, а не просто складка кожи? И вновь – кропотливые исследования. Только через восемь недель патологи пришли к убеждению: шов на лоскуте кожи по положению, характеру разреза и другим качествам совпадает именно с той самой хирургической операцией. Впереди был судебный процесс, миллионы людей, следившие за расследованием из сообщений печати, ждали его.
Адвокат Криппена решил построить свою защиту на утверждении, что части найденного тела – не Кора Криппен, а кто-то неизвестный, захороненный в доме еще до вселения туда Криппенов. Легче всего, казалось адвокату, опровергнуть утверждения медиков, ведь это так зыбко: идентификация по шраму! Он пригласил двух других известных патологов, дал им возможность ознакомиться с лоскутом кожи и шрамом на ней. После беглого изучения они сказали, что лоскут взят не с живота, а с бедра, а значит, перед ними не шрам, а складка кожи. Но когда врачей попросили дать письменное заключение, один из них, Торнболл, понял, насколько поверхностна проделанная ими работа. За день до начала процесса он сделал дополнительный срез для микроскопа и с ужасом убедился, что ошибся. Но он уже связал себя данной адвокату информацией и побоялся, что, если признаться в ошибке, пострадает его репутация. Когда начался процесс, еще никто не знал, что победителем из него выйдет молодой врач, чье имя в скором времени станет известно миру – Бернард Спилсбери.
И теперь, вспоминая тот процесс, доктор Бородин говорил сестре и шурину:
– Вы помните, как великолепно он держался в суде? Сколько достоинства, настоящего врачебного самоуважения! Разве все, кто дает клятву Гиппократа, так ей верны? Тот же Торнболл… хотя все же он сознался в своей неправоте, и то хорошо. А Спилсбери я просто любовался, помните снимки в газетах? Высокий, стройный, такое симпатичное открытое лицо!
Когда на суде адвокат заявил, что Спилсбери ученик Пеппера и поэтому поддерживает мнение маэстро, Спилсбери спокойно ответил: «Тот факт, что я работал вместе с доктором Пеппером, не имеет никакого отношения к тому мнению, которое я здесь выражаю… У меня независимая позиция, и я отвечаю исключительно за мои собственные данные, полученные мною на основе моей личной работы». А потом так же спокойно и доказательно разбил все аргументы Торнболла. В какой-то момент Спилсбери сказал: «У меня есть при себе все микроскопические срезы, и я велю тотчас принести сюда микроскоп». Принесли микроскоп, и Спилсбери спокойно и доходчиво показал и объяснил присяжным, собравшимся вокруг него, все, что касалось хирургического шрама. Оказавшись в безвыходном положении, Торнболл признал свою ошибку.
– Да, я восхищаюсь своим молодым английским коллегой, – сказал Вадим Илларионович. – Он – пример истинной врачебной этики и культуры. И преданности истине. Думаю, у Спилсбери большое будущее, он сделает еще немало открытий.
– В судебной медицине, – уточнил Петрусенко.
– Но почему же, – Бородин пожал плечами. – И не только…
– Я, Вадим, тоже обратил внимание на Спилсбери и слежу за его карьерой. И уже убедился: его привлекает именно расследование преступлений с медицинской точки зрения. То есть – криминалистические исследования.
– И прекрасно! – воскликнула Людмила. – Здесь тоже должны работать талантливые врачи. Защищать людей от негодяев!
– Сдаюсь, сдаюсь! – Вадим поднял руки. – Ты, Люсенька, стала таким энтузиастом сыскного дела! А что же нового в нашем деле? В «Замке»? Так ли все страшно, как ты предполагаешь, Викентий? Или все же совпадения, стечение обстоятельств, так сказать?
Викентий Павлович посмотрел на часы:
– Десять утра. Мы с вами ранние пташки, много за утро успели сделать. Я сейчас как раз поеду в «Замок», нужно проверить одно соображение. Вспомнил я тут фразочку, которую гувернантка сказала при мне, как бы ненароком. Мол, чай, который госпожа Коробова принесла князю Всеволоду в тот самый вечер, был густого темного цвета.
– Ну и что? – удивилась Людмила.
– Не знаю… – протянул задумчиво Викентий. – Чай на травах заваривала кухарка, это я еще раньше выяснил. И, помнится, она-то говорила, что чай был светлый… Вот, поговорю с ней. Кто знает?.. Видишь ли, Вадим, в нашем деле, как в строительстве: кирпичик за кирпичиком незаметно в кладку ложится, а потом отступишь в сторону – вот оно, здание, целиком перед тобой.
– Значит, ты в «Замок» за «кирпичиком»? А как объяснишь? За Сашей приехал?
Накануне Саша остался в «Замке» ночевать: князь Всеволод просил его об этом, госпожа Коробова, конечно же, не возражала.
– Ну что ж, и Сашу заберу, – согласился Петрусенко. – Но у меня и свой предлог есть. Сообщу Коробовой об урегулировании дела с несчастным случаем в полиции Серпухова.
18
Викентий Павлович ехал в «Замок» верхом. Сначала – наезженным трактом, а потом свернул напрямик, через перелески и луга, по невысоким холмам и вдоль ручьев.