красиво плыл их перезвон. У Юлика даже мелькнула мысль: «Пойти в храм…» Но он тут же помотал головой. Нет, на воскресную службу сходится постоянное общество, все друг друга знают. Он, пришелец, сразу обратит на себя внимание. Это ни к чему. А вот куда он пойдет, так это на рынок. Перекусит там в каком-нибудь трактире или кофейне.
Уже на подходе к рыночной площади молодой человек услышал звуки музыки, зазывные крики и понял, что попал прямо на воскресную ярмарку. И верно: здесь уже кружилась карусель с лошадками, санями, лебедями, продавали билеты у входа в цирк шапито, шустрый малый зазывал публику в павильончик, где показывали «живые картинки из любовной жизни господ». А вокруг стояли телеги с наваленными доверху арбузами, дынями, помидорами, кочанами капусты… Молодки, одна пышнее другой, наперебой предлагали горячие пироги с творогом, маком, яблоками, капустой, яйцом. Дымились самовары… Юлик вкусно и дешево поел и совсем повеселел. Он купил пачку папирос и присел на одной из многочисленных лавок, с наслаждением закуривая. Рядом тут же примостился какой-то дедок, свертывая самокрутку. Юлик чиркнул спичкой, давая ему прикурить, и дед после первой затяжки и натужного откашливания спросил:
– Чи ты приезжий, хлопец? Штой-то я тебя раньше не бачив.
У старика были любопытные, но очень доброжелательные глаза, и Юлик, истосковавшийся по простому общению, сам не заметил, как рассказал, что родом он из этих мест, что в городе давно не был, а сейчас вот проездом. Да вот – попал в выходной день, нужная ему контора откроется только завтра, приходится ждать.
– Где ж ты ночевать будешь? – спросил дед.
– В гостинице, наверное, – пожал плечами Юлик. У него было при себе немного денег, и он в самом деле думал попозже, под вечер, найти недорогой ночлег.
– А то давай ко мне, – предложил вдруг дед. – Мы с бабкой одни живем, скучно. А ты хлопчик образованный, расскажешь нам про науку и разные страны. Повеселишь стариков. А мы тебя нагодуем, и комнатка для тебя найдется справная. Добре?
Молодой человек немного растерялся. Но дед смотрел на него так весело и как бы просительно, что он вдруг обрадовался. «А ведь и правда – хорошо бы так. В отеле небось документы потребуют. Фамилия моя известная здесь, запомнят. А у стариков – милое дело!»
– Спасибо на добром слове, дедушка, – ответил весело. – Коль не шутите – приду.
– Не шуткую, милок, приходь! На улице Южной спроси дом деда Богдана Лялюка.
– Добре, диду! – Юлик встал. – Приду под вечер, чекайте.
И с хорошим настроением пошел брать билет в цирк шапито.
Он и правда нашел дом гостеприимного деда Богдана раньше, чем обещал, – еще не смеркалось. Просто во второй половине дня почувствовал сильную усталость: сказались тревоги минувшего и нынешнего дня, да и почти бессонная ночь. Старики встретили его приветливо. Нагрели горячей воды помыться, накормили, дед достал штоф наливочки. Юлик сам не заметил, как рассказал им многое из своей жизни. Особенно о том, что сидело в сердце застарелой горечью и обидой: о давнем, чуть ли не с детства, сиротстве при живых родителях. Довольно обеспеченном, но все же сиротстве. Бабка Прасковья расчувствовалась, гладила его по голове, дед все повторял:
– Хороший ты хлопец, Юлиан, простой, хотя и господских кровей!
Дед Богдан сапожничал. В углу, среди инструмента и рулонов кож, Юлик увидел на табурете раскрытую книгу. Посмотрел, что же старик читает. Оказалось – «Робинзон Крузо», массовое издание в мягкой обложке. Заговорили о путешествиях, и Юлик, увлекшись, стал рассказывать о Ливингстоне в Африке, о плавании Магеллана и Кука…
Однако старики скоро заметили, что парень устал и у него слипаются глаза. Хозяйка постелила ему чистую мягкую постель в отдельной маленькой комнатке. И Юлик, укладываясь, с радостной уверенностью подумал: «Все будет хорошо. Судьба повернула на удачу…» И только уже засыпая, вдруг ясно вспомнил: страшное и красивое лицо мертвой, ее тяжелую ледяную руку, блеск драгоценных камней. Весь день он отгонял от себя это видение, а сейчас не сумел. Но теперь уже сон помог ему: мгновенно оборвал сознание…
Утром Юлика вновь хорошо накормили, и он тепло попрощался со стариками. И хотя дед Богдан кричал:
– Хай тоби грець! Мы за постой не берем! – он все же сунул под скатерку на столе деньги и быстренько ушел.
Выходя с бульвара на площадь, сразу увидел, что двери банка уже открыты. Не без трепета он ступил на ковровое покрытие передней залы, прошел к окошкам, где сидели служащие, и предъявил закладную. Что ему сейчас ответят?
Но услышать этого молодому человеку было не суждено. Рядом вдруг возникли люди в полицейской форме, схватили его под руки, а высокий черноусый исправник с пронзительными глазами на смуглом лице смерил его убийственным взглядом с ног до головы.
– Вот ты каков, мерзавец! – сказал жестоко. Но вдруг отвернулся и прошептал что-то, прикрыв ладонью глаза.
4
Убитую Любовь Савичеву нашел ее кучер. Свой особняк на окраине города Савичевы называли «дачей». Молодая вдова почему-то полюбила в нем жить с самого начала весны. Может быть, возрождающаяся природа подсознательно манила ее, потому что и в ней, после печальной утраты, тоже стали пробуждаться жизненные соки. А может быть, существовала и иная причина. Слухи ходили разные… В свой последний вечер, приехав после именин у Кондратьевых, Любовь Лаврентьевна наказала кучеру возвращаться в конюшню при городском доме. Здесь, на «даче», тоже имелась конюшня, но хозяйка накануне дала конюху выходной.
– Приезжай завтра за мной к двум часам пополудни, – сказала она, отпуская коляску. – Поеду с визитами.
Уезжая, кучер обернулся на повороте улицы: хозяйка еще не входила в дом, смеялась, разговаривая со своими двумя провожатыми. Их экипажи стояли у ворот, поджидая.
Днем он в точности исполнил наказ, с полчаса спокойно ожидал хозяйку у парадного крыльца, потом забеспокоился. Слишком тихо было в доме. Приглядевшись, он заметил, что входная дверь приоткрыта. Позвонил, вошел в дом, нерешительно поднялся по лестнице, постучал в дверь хозяйской комнаты… В полицейскую управу он прибежал бегом, даже не подумав, что на коляске это получится скорее.
Исправник Макаров в этот день, как и мечтал, хорошо выспался. Воскресенье на то и воскресенье, чтобы отдыхать, даже если ты начальник уездной полиции. Накануне они с женой отлично повеселились, но все же такие балы утомляют. Вера тоже спала долго, крепко. У нее после бала, уже дома, разболелась голова, Анатолий дал ей успокоительных капель. Оба проснулись бодрые, энергичные. Вместе позавтракали, что бывало не часто. Но потом, ближе к полудню, Макаров решил все же наведаться на службу. В полицейском управлении сегодня дежурили только пристав и два городовых.
– Посмотрю, нет ли чего-нибудь экстраординарного, – сказал Макаров жене, – и сразу вернусь.
– Что может случиться необычного в нашем городе? – пожала плечами Вера. – На ярмарке у какой-нибудь старухи петуха стащили или в трактире двое пьяниц подрались.
– Так вот какого ты мнения о важности моей службы? А я-то думал…
Они посмеялись, и Вера, подавая ему китель, сказала, словно оправдываясь:
– Я ведь только рада, что все происшествия – такая неопасная мелочь. Что тебе незачем рисковать… Ты помнишь, Анатолий, что вечером – в театр?
– Помню, помню, дорогая! Я же сказал: туда – и обратно.
