черными глазами, рассказала, что ее Яша учудил на работе. Собирал он там складные лестнички — для квартирного ремонта, или для других целей, хотя какие могут быть другие, не за книжками же наверх лазить, неужто тут у кого библиотеки дома есть, так Яшка за смену живо повкручивал все винты и собрал целых восемь лестниц. Восемь! А другие собирали по четыре! На третий день все его заненавидели. Вразумляли: не спеши! Оплата-то почасовая, а не поштучная. А он, дурень, и на другой день собрал восемь штук, и к девятой подступился. Хозяин всё приглядывался, да как наведет на других работников шороху! Так Яшке пришлось сбежать, чтобы не побили! Ну, не шлимазл ли? План перевыполнял! Думал, премию дадут, чи шо? Сейчас ходит, незнамо где — другую работу шукае! А всё клятое советское воспитание, чтоб ему ни дна ни покрышки!
Дора на минутку пригорюнилась, но тут же опять сверкнула глазами: — Вот как найдет новую аводу, так я ему уже сказала, чтоб теперь ни-ни! Не выступай! Делай, как все! Скольки другие делают, стольки и ты! И баста! Да-а, нашим мужикам тут тяжко, чешутся руки в них! Так нехай в другом месте почешут!
Софочка согласно кивала и думала, что надо непеременно рассказать Венику, чтоб не попал, как Яша, в неприятное положение. У Веника тоже руки на работу чешутся, читает на улицах все объявления, потом висит на телефоне, но пока результата нет. Не в посудомойки же идти, или за старухами ухаживать! Но про здешние нравы он должен знать заранее.
Но Веник на ее рассказ не обратил должного внимания и, похоже, для себя выводов не сделал. Он улыбнулся и сказал:
— Когда работа есть, надо ее делать, а ваньку валять — это для ленивых.
— Ну да, вот ты все переделаешь, а тебе не заплатят, ну, не добавят, тогда что?
— Умный хозин добавит, а от дурака я и сам уйду.
Софочка спорить не стала, не привыкла она с мужчинами спорить.
Софочка отправилась в школу. Надо же, наконец, посмотреть — как учат, чему учат, и почему не задают на дом уроков. Может быть, Левочка просто их не делает, что взять с восьмилетнего глупого мальчишки?
Она приоткрыла дверь и заглянула в класс. И застыла надолго с изумленным лицом. Такого она еще не видела. Дети, вместо того, чтобы прилежно сидеть за партами — да и не парты, просто столы, — занимались черт те чем. Кто жевал бутерброд, кто сидел верхом на столе спиной к доске, один мальчишка валялся на полу и радостно дрыгал ногами, а две девочки бегали туда-сюда и хохотали. Где же учительница? Наверное, у них сейчас переменка. Учительница нашлась — она стояла у окна, ела питу и запивала колой из бутылки. В синих тренировках и кедах на босу ногу, со встрепанными, выкрашенными в яркофиолетовый цвет волосами, с кучкой блестящих сережек в каждом ухе…
Софочка, в ужасе прижав ладонь ко рту, отступила от двери. Но Левочка! Левочку она там не видела. Софочка посмотрела на табличку — ну да, это 1-й класс, а ей нужен 2-й.
Но и во 2-м классе происходило то же самое. Только учительница другая — толстая, в короткой белой юбке и желтой майке. Её Левочка сидел за последним столом и что-то рисовал, высунув в усердии кончик языка. Надо же, какой хороший у нее ребенок, не то, что эти оболтусы. Орут, бегают и все что-то жуют.
Софочка решительно шагнула в класс. Учительница с готовностью и неописуемой радостью на лице двинулась к ней.
— Шалом! Ат шель ми има?
То есть, чья ты мама — это Софочка сразу поняла.
Софочка указала пальцем на Левочку. Учительница еще больше обрадовалась и вдруг перешла на русский, ломаный, правда, но всё же более понятный для Софочки.
Оказалось, что Левочка меод хороший мальчик, всегда веселый, ведь главное что? — чтобы дети были веселыми, контактными, дружились, кол-лек-ти-визьм! — по слогам выговорила учительница и рассмеялась. Она подошла к Левочке и вытащила его из-под стола, куда он залез, как только увидел Софочку. Взяв с его стола листок, она, не заглянув в него, понесла торжественно Софочке. «Малчик лубит рисоват!» — сообщила она радостно. Софочка глянула и похолодела. На листке была нарисована женщина — бесформенная, в короткой юбке, с толстыми ногами-столбиками и спиральками волос на голове — вылитая учительница, но до пояса она была голая — с тщательно вырисованными кружками и точками посередине. Софочка поспешно сложила листок пополам и любезно кивала — учительница продолжала свой искренний монолог о коллективизме.
— А математика? А письмо? — робко заикнулась Софочка, но ее вопрос прошелестел мимо. Учительница только слегка приподняла черные бровки и, не отвлекаясь на пустое, пела свою песню. Ребенок, который усвоил значение коллектива, будет в жизни счастлив, кен, кен! — сияла крупными белыми зубами учительница, но тут визг и топот отвлек внимание обеих. Коллективизм вовсю развивался в углу класса: две девочки, черненькая и рыженькая, визжали и таскали друг дружку за волосы. А Левочка сидел за своим столом и опять что-то рисовал.
Софочка вернулась домой потрясенная. Левочка вполне может вырасти неучем! Даже должен! Но, отзывчивая на чужие неприятности Дора, у которой было трое разновозрастных шлимазлов (к ним причислялся и муж), ее успокоила и всё объяснила. Дети растут здесь свободно, никакого принуждения, в младших классах всюду творится то же самое. Зато в старших классах дети берутся за ум, начинают учиться, родители нанимают репетиторов и — всё в порядке! Софочка была потрясена еще раз. Откуда у Левочки появится ум, если он сейчас не наберется его, и откуда у нее будут деньги на репетиторов!
Она поделилась своим возмущением с Веней, он сочувственно ее выслушал, немного подумал и сказал: — Хочешь, я буду с ним заниматься? У меня по математике была четверка. Надо глянуть в его учебники.
Конечно, Софочка захотела. Ребенок должен получить образование!
Левочку таки поставили в угол. За то, что рисовал учительницу в «неприличном виде», за то, что накануне припозднился вечером и не думает, что мать волнуется, за то, что. Набралось много «плохих поступков, которые не делают другие (подразумевалось — хорошие) мальчики», и Софочка поставила его в единственный свободный угол в салоне. На пятнадцать минут — больше не получилось, пора было обедать. Не может же ребенок ходить, нет, стоять голодный, и так ребра просвечивают. Потом постоит, думала Софочка, собирая на стол в кухне тарелки и прислушиваясь к звукам в салоне. Не вытерпела, прошла по узкому коридорчику и заглянула… Левочка с очень грустным лицом стоял, опустив долу глазки, а Веня ему что-то тихо говорил. Левочка поднял рыжие ресницы, усиленно моргнул, выжимая слезу, но слеза не выжалась, и он только утвердительно кивнул головой, видимо, не согласиться с Вениными словами не было никакой возможности. Софочка тоже заморгала, но слеза так же не выжалась, и она вернулась к тарелкам. Через минуту крикнула: — Обедать! — И добавила потише: — Всем.
Левочка, против привычки, ел медленно, тщательно прожевывая каждый кусочек, чему до сих пор безуспешно учила его Софочка, всё съел и даже вытер, не спеша, хлебом тарелку и задумчиво теперь жевал этот хлеб, с большим интересом разглядывая на тарелке цветочки. Видимо, с надеждой ждал амнистии.
Веня, давно покончив с обедом, возился в коридорчике — с утра задумал делать шкафчик для обуви, всё уже было припасено, на улице чего только не валяется, даже диваны выбрасывают совсем целые, а уж дощечек всяких — завались. Веня поглядел, как Левочка неуверенными медленными шажками направляется в ненавистный угол и сказал:
— Ну-ка, Лева, иди помогай, я один тут не справлюсь.
