узнала коллег со студии. Чуть в стороне суетились осветители, перетаскивая софиты в глубь здания, где, видимо, должна была продолжаться съемка.
Гвендолин сразу поняла, почему Даниел предложил ей приехать сюда. Не только забота о ее отдыхе была тому причиной. И она тут же нашла этому подтверждение, увидев среди собравшихся Эрвина Шроттера с бокалом в руке.
Тот в свою очередь тоже заметил их и не торопясь направился к ним, с вызовом глядя на Даниела. Взгляд, которым он одарил Гвендолин, заставил девушку сжаться в комочек и отвести глаза.
Она всегда очень смущалась, когда мужчины смотрели на нее с откровенным желанием, словно оценивая. Тем более такие, как Шроттер. Каждый раз ей становилось настолько не по себе, что хотелось убежать и прятаться. Она чувствовала себя беззащитной и одновременно виноватой, словно сделала что-то недопустимое, отчего мужчины теперь имеют полное право смотреть на нее столь бесцеремонным, откровенным взглядом... Так, наверное, жертва насильника полагает, что спровоцировала своего истязателя, хотя и недоумевает, как это могло произойти.
Гвендолин прекрасно сознавала, что причина ее страхов кроется в той ужасной ночи, которую она провела с Даниелом, точнее, в ее безответственном, безнравственном поведении.
Она старалась не смотреть на Эрвина Шроттера и была потрясена, когда Даниел встал так, что почти загородил ее от него, словно почувствовал ее смятение и захотел успокоить, защитить...
Опять глупые мечты и нелепые домыслы, обругала она себя. Но все равно никак не могла отделаться от мысли, что Даниел стоит совсем рядом, и чувствовала смущение. Когда она нерешительно сделала шаг назад, инстинктивно пытаясь не только отдалиться от него, но и отстраниться от собственных фантазий, от своей реакции на его близость, их взгляды встретились. Всего лишь на миг — но этого оказалось достаточно, чтобы остро почувствовать: она — женщина, а он — мужчина рядом с ней.
Все это становится уже смешным, подумала Гвендолин, опуская глаза. Получается, что я позволяю прошлому влиять на мое поведение и определять мое отношение к людям.
Даниел выслушивал объяснения Эрвина с бесстрастным видом. И тот, поначалу державшийся весьма уверенно, потом начал сбивчиво оправдываться, объясняя присутствие на частном мероприятии — праздновали рождение близнецов у одного из членов клуба — сотрудников студии тем, что подобная подработка считалась в последние два года чем-то почти узаконенным...
Когда они покидали клуб, у Шроттера не осталось уже никаких сомнений относительно того, кто теперь хозяин компании и какие требования он предъявляет к сотрудникам, а также какова его собственная дальнейшая судьба.
Идя по зеленой лужайке к «лендроверу», Гвендолин и Даниел должны были пройти мимо группы парней, о чем-то весело беседующих друг с другом. Инстинктивно девушка постаралась обойти их так, чтобы оказаться как можно дальше от них. И, уже завершая свой маневр, внезапно почувствовала, что Даниел слишком пристально смотрит на нее, и густо покраснела.
Привычка держаться подальше от мужчин стала у нее уже автоматической, но не потому, что она боялась их. Нет, причина крылась в отвращении к самой себе, которое она испытывала с тех самых пор, как... как обнаружила себя в постели Даниела. Отвращение лишь усилилось после оскорбительных замечаний, которые делал на ее счет Юджин. Тогда она поклялась, что никогда не даст ни одному мужчине повода думать, будто она поощряет его, позволяя считать себя доступной.
Гвендолин поспешила отвернуться от Даниела, и сердце ее учащенно забилось, справляясь со страхом и смущением. Она видела любопытство в его взгляде, странную задумчивость, с которой он наблюдал за ее действиями, за ее напряженной походкой, пока она обходила парней, которые даже головы не повернули в ее сторону.
К тому времени, когда они дошли до «лендровера», Гвендолин совсем разнервничалась. Нисколько не заботясь о том, что ее поспешность может показаться странной, она забралась на сиденье и застыла, дожидаясь, пока Даниел не спеша усядется рядом с ней.
— Смотрите-ка, этот Шроттер, похоже, считал, что ему все позволено, — удивленно заметил Хартли и показал на микроавтобус с эмблемой студии, в который спешно грузили оборудование. — Хваткий парень, ничего не скажешь!
Гвендолин, занятая своими мыслями, могла только кивнуть в ответ.
— Послушайте, Гвендолин, если кто-либо из мужчин, работающих в компании, ведет себя недопустимым образом по отношению к сотрудницам, я хотел бы непременно знать об этом. Не только потому, что не одобряю типов, проявляющих к женщинам неприятное им повышенное внимание, но и потому, что из-за этого моему бизнесу может угрожать вполне реальная опасность.
Гвендолин, закусив губу и сжав руки, отрицательно покачала головой. Она знала, что если кто из мужчин и поддразнивает иногда сотрудниц компании, то не проявляет при этом агрессивности или излишней настойчивости. За исключением, конечно, Шроттера. Но девушка не стала бы кривить душой для того лишь, чтобы оправдать свое смущение.
— Наши... наши сотрудники ведут себя вполне корректно, — тихо ответила она.
После небольшой паузы Даниел сухо поинтересовался:
— Это относится и к Шроттеру?
Когда она повернула голову, оказалось, что он смотрит на нее. Это был испытующий, внимательный взгляд, который, если бы не проклятое прошлое, Гвендолин позлила бы себе истолковать так: нет на свете ничего, даже самых сокровенных мыслей, которые она не могла бы доверить ему. Острая тоска заполонила ее сердце, словно облака заслонили солнце, и настроение Гвендолин сразу же упало.
— Эрвин не относится к числу приятных мне людей, — сказала она и быстро добавила: — Но что касается его профессиональных качеств...
Даниел не дал ей договорить.
— Давайте смотреть правде в глаза: когда Шроттер встречается с заказчиками, он фактически выступает от лица нашей студии и по нему судят о компании в целом.
— Все это так, — согласилась Гвендолин. — Но некоторые подчиненные готовы носить его на руках. К тому же не так-то просто будет найти кого-нибудь на его место.
— Да, это будет нелегко. Но поверьте моему чутью, на Шроттере свет клином не сошелся.
Вполне возможно, мысленно согласилась с ним Гвендолин. И вдруг подумала, что преувеличенное самомнение и уверенность в своем превосходстве, которые так не нравились ей в Эрвине, она отметила и в самом Даниеле в ту первую их встречу. Он вел себя нагло по отношению к ней и с легкомысленным пренебрежением. И не важно, что она это вполне заслужила...
Как же теперь нелегко примириться с тем, что тот самоуверенный наглец и джентльмен, сидящий сейчас рядом с ней за рулем «лендровера», — один и тот же человек!
Впрочем, пять лет — это немало, напомнила она себе. За такой срок система ценностей у человека может измениться, как и его отношение к женщинам.
Сейчас она радуется, что так доверительно разговаривает с ним. Однако страх перед тем, что может произойти, если Даниел повнимательнее посмотрит на нее и узнает, никуда не исчез. Если случится то, чего она так опасается, все, ради чего она трудилась, пойдет насмарку! Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы сложилась ситуация, в которой ей пришлось бы вновь испытать то унижение, которое она изведала, проснувшись утром в его
