— Возможно, все же я сумею помочь… Подождите немного, пока я закончу письмо, а потом я вам кое-что покажу.
Следующие полчаса, пока она писала, я сидел в кресле и ждал. Ожидание не было мне в тягость. Было видно, что она погружена в свое занятие и совершенно не обращает на меня внимания. Я тем временем с интересом разглядывал ее. На ней был простой наряд — элегантный суконный жакет и юбка густого синего цвета, — который только подчеркивал совершенство ее стройной фигуры. Ее волосы были убраны под белый кисейный чепец, из которого выбивался, падая на плечо, один-единственный локон, переливавшийся сочными оттенками красного дерева. Она писала быстро, выводя буквы крупными размашистыми петлями. Время от времени останавливалась, чтобы обмакнуть перо в чернила, или смотрела на лампу, словно искала нужное слово или фразу, иногда заглядывала в одну из исписанных страниц.
Должен признаться, что под влиянием своего интереса к Элис я уже разузнал кое-что о ее семье у Джорджа Фезерби, престарелого и болтливого возчика. По его сведениям, отец Элис, Джон Гудчайлд, вскоре после внезапной смерти жены покинул Лондон и отправился за границу по делам своего предприятия. Элис осталась во главе лесного двора в Лондоне, хоть и не имела достаточной подготовки для торговой деятельности.
— Вы пишете отцу? — полюбопытствовал я, когда она, спустя какое-то время, подняла голову и перехватила мой взгляд.
— Каждую неделю. В нашем деле много всяких тонкостей.
— Похвально. И он отвечает вам так же регулярно? Она вновь склонилась над письмом.
— Старается. Но доставка его писем зависит от милостей погоды и торговцев, возвращающихся из колоний.
Через несколько минут Элис отложила ручку, собрала по порядку листы — их оказалось шесть, — надписала адрес и запечатала пакет.
— Пойдемте, — сказала она, убирая письмо в карман. — Вот только пошлю брата отправить письмо, и я полностью в вашем распоряжении. Надеюсь, то, что я намерена показать вам, стоит вашего терпения.
Она повела меня через склад, мимо сложенных в громоздкие пирамиды досок, к заднему выходу. Массивная дубовая двустворчатая дверь с встроенной в нее небольшой калиткой открывала доступ во двор, в глубине которого стоял домик со щипцовой крышей. Отодвинув засовы на маленькой дверце, она подхватила одной рукой юбки и, не оглядываясь, резво побежала под мокрым снегом к крыльцу жилого дома. Стараясь не отставать, я неуклюже поспешил следом, сажая комья грязи на свои вязаные чулки.
Ее брат уже вернулся из школы. Он растопил камин в передней гостиной и теперь сидел возле огня, конструируя модель корабля. Корпус уже был готов, мачты установлены, и мальчик крепил такелаж из бумажной ткани.
— Красивый корабль.
— Точная копия «Герцога Портлендского», торгового судна Ост-Индской компании, на котором ушел в море отец, — с гордостью доложил подросток.
— Полагаю, это мистер Партридж подбросил ему идею, — сообщила его сестра. — Как- то недавно он зашел к нам, когда Ричард скучал дома. Чтобы развлечь его, Партридж предложил ему построить модель корабля и показал, с чего начать.
— Меня это не удивляет, — отозвался я. — Он был великодушный человек. Родных у него не было, и он всегда горько сожалел об этом.
— Я и не знала, — заметила Элис. — Как трагична была его короткая жизнь. — Она помедлила, глядя на меня так, будто хотела спросить что-то еще. Потом, вероятно испугавшись, что ее любопытство будет неверно истолковано, повернулась к брату и велела ему отнести письмо. В порту готовилось к отплытию судно Ост-Индской компании, ожидавшее прилива и попутного ветра, и она хотела, чтобы письмо ушло с этим кораблем.
Едва ее брат удалился, она достала ключ из деревянной шкатулки на пристенном столике, вручила мне горящую свечу и повела через холл к небольшой гостиной, обшитой дубовыми панелями. Когда я вошел, меня обдало холодом. В отличие от теплой передней гостиной, где пылал огонь, здесь было студено и сыро. Камин не горел, шторы были задвинуты, мебель укрыта простынями, на которых скопилась пыль.
— Отец сидел здесь каждый вечер и читал, а мама что-нибудь шила, — сказала Элис. Ее лицо омрачилось. — Мы с братом теперь редко сюда заходим. Вот почему я едва не выпустила из головы то, что хочу вам показать.
Она указала в сторону дальней стены, где между двумя потускневшими канделябрами висело на заржавевшей цепи большое зеркало. Элис зажгла запылившиеся свечи в подсвечниках. Пламя затрепетало, потом выровнялось, светясь в зеркале неестественно высокими заостренными столбами, и в собственных отражениях — уродливых вытянутых фигурах — мы едва узнали себя. Зеркало было вставлено в широкую гладкую раму, украшенную сложным инкрустированным орнаментом. Такой метод отделки был мне знаком. Более века назад его усовершенствовали голландские ремесленники, научившие наших мастеров с помощью горячего песка создавать на дереве оттенки, как на живописных холстах. Но это было нечто другое. Во-первых, сам узор был богаче. В завитушки орехового дерева, являвшегося основой рамы, были вделаны похожие на ювелирные украшения фигурные пластинки в форме пионов, тюльпанов, переплетающихся листьев и экзотических птиц с хохолками. Что поразительно, рисунок не поблек от солнечного света; разные породы дерева переливались всеми оттенками желтого, красного, зеленого и коричневого цветов, создавая образы, достойные райского сада.
— Потрясающе, — вымолвил я. — Можно подумать, что рама раскрашена, а на самом деле каждый лепесток сложен из крошечных кусочков дерева, некоторые из них тоньше стебелька.
Мое восхищение доставило Элис удовлетворение.
— Я знаю, этот стиль теперь считается устаревшим, — сказала она. — Но я люблю это зеркало; с ним связано много семейных воспоминаний. Я подумала, что обилие разных пород, собранных на этом маленьком участке, возможно, как-то поможет вам. Эта рама — настоящий справочник по породам дерева. Не исключено, что здесь есть и то дерево, из которого сделана ваша шкатулка.
— А как я узнаю его название?
— Я еще не все вам показала. Вот, смотрите.
Элис прошла к соседней стене и откинула пыльную простыню с простой дубовой конторки. Отомкнула верхний ящик, вытащила пожелтевший листок, развернула его и поднесла к свече. Я различил бледный карандашный рисунок с изображением цветов и птиц — точно такой же, как на раме.
— Раму для зеркала сделала моя тетя Шарлотта, сестра отца. Наличие множества экзотических пород на складе приводило ее в восхищение. Она мечтала стать инкрустатором.
— И стала?
— Ей не позволил ее отец. Он был преуспевающий торговец и, как и все отцы, хотел, чтобы дочь удачно вышла замуж и таким образом приумножила состояние семьи. История ее жизни печальна, и я не буду утомлять вас подробностями. Скажу только, что какое-то время она тайно предавалась своей страсти, о чем свидетельствует это зеркало. После ее смерти зеркало и рабочий эскиз к раме были переданы моему отцу. Если внимательно ознакомиться с ним, вы увидите, что там указаны наименования всех пород дерева, которые она использовала, каждого кусочка.
