После у Джошуа уже не оставалось сил на светское общение. Его раздирала боль, он мечтал о ванне и чистой одежде. Попросив мистера Бентника показать Бриджет парк, он заковылял в дом. Герберт немедля принялся выподнять его просьбу. С трудом поднимаясь по лестнице, Джошуа услышал, как тот говорит Бриджет:
— Если помните, я рассказывал вам про свои дамасские и мускусные розы. Пройдемте сюда, мисс Куик, я покажу вам мои самые особенные образцы...
Добравшись до своей комнаты, Джошуа вызвал старшего слугу Питерса и попросил, чтобы тот велел кому-нибудь из слуг сделать ему ванну и принести повязки и мазь. Старый слуга по имени Хендерсон, горбатый, с белыми как мел волосами и морщинистым лицом, принес ведра с водой, от которой поднимался пар. Он наполнил медную ванну, проверил температуру воды и помог Джошуа снять с себя грязную одежду. Поддерживаемый Хендерсоном, Джошуа погрузился в горячую воду. Только руки не стал окунать — положил их на края ванны, — потому что запястья нещадно жгло. Полотенцем он осторожно смыл кровь с лица и лишь затем велел Хендерсону подать зеркало.
В своем отражении Джошуа с трудом узнал себя. Левый глаз побагровел и опух, под ним был глубокий порез. Рана на лбу — красное углубление в обрамлении рассеченной белой кожи — достигала четырех дюймов в длину. Неудивительно, что Герберт, Бриджет и Кобб смотрели на него с изумлением.
С помощью горбатого слуги Джошуа вытерся, морщась каждый раз, когда полотенце касалось синяка или ссадины, то есть постоянно, ибо все его тело было сплошь в синяках и ссадинах, и с трудом оделся. Но когда он попросил Хендерсона обработать его раны, старик нахмурился и покачал головой:
— Простите, сэр. Сейчас позову того, кто умеет это делать лучше меня.
С этими словами он поклонился и ушел.
Джошуа не спросил у Хендерсона, кого тот пришлет вместо себя. Думал, кого-нибудь из женской прислуги — старшую горничную или даже экономку. Ожидая прихода служанки, он стал осматривать свои ожоги — самые болезненные из его ран. Обожженная кожа вздулась пузырями, которые были наполнены водянистой жидкостью. В тех местах, где кожа лопнула, виднелась кровоточащая плоть, столь мучительно чувствительная, что ему дурно становилось при одной только мысли, что ее может что-то коснуться, тем более застегнутые рукава сорочки.
Джошуа всегда придумывал себе мнимые болезни, но сейчас, получив настоящие травмы, как ни странно, был на удивление спокоен. Ожоги были сильные. Если раны не заживут, на живописи можно будет поставить крест. Но он не расстраивался. Что будет — то будет, думал Джошуа, теперь уже ничего не поделаешь.
Вскоре после того как старый слуга ушел, раздался тихий стук, и дверь отворилась.
— Насколько я поняла, вы ранены и вам требуется помощь, мистер Поуп?
Его брови взметнулись вверх, на щеках проступил румянец. К его великому изумлению, на пороге стояла Каролина Бентник. В руках она держала поднос с мазями и склянками.
— Мисс Бентник. Простите за беспокойство. Я не посмел бы тревожить вас, только Хендерсон побоялся притрагиваться к ранам и сказал, что пришлет кого-нибудь вместо себя.
— Думаете, я не подхожу для этого, мистер Поуп? — спросила Каролина. Она приблизилась к нему и, поджав губы, стала разглядывать глубокую рану на его голове. Потом осторожно приподняла одну его руку, затем вторую, осматривая запястья. — Он правильно поступил. Я немного разбираюсь в медицине — мама научила. Сделаю, что смогу, но, если через пару дней вам не станет лучше, придется обратиться к врачу.
С этими словами Каролина Бентник откупорила маленькую коричневую бутылочку и налила в чашку глоток какого-то снадобья.
— Примите это, мистер Поуп.
— Что это?
— Лекарство, снимающее боль.
— Настойка опия?
— Нет. Если непременно хотите знать, это смесь из того, что обычно под рукой. Мед, вода, вино и измельченный ситник. Выпейте, вам станет легче.
Джошуа выпил горьковато-сладкую жидкость. Почти сразу же боль уменьшилась. Когда Каролина перышком нанесла ему на раны мазь, приготовленную, как она объяснила, из клевера, оливкового масла и патоки, и стала накладывать на запястья повязки, он уже не чувствовал боли.
— Не надо так туго, — запротестовал Джошуа, — я же не смогу рисовать.
— Значит, на пару дней придется найти себе другое занятие. Например, дайте еще несколько уроков мисс Маннинг.
— Мисс Маннинг недостает усердия, — сказал Джошуа. — К тому же она слишком занята, на общение со мной у нее нет времени. Сегодня я заезжал к ней, но ее не оказалось дома.
Каролина Бентник улыбнулась и посмотрела ему в глаза:
— Лиззи Маннинг очаровательная девушка. И о вас она очень высокого мнения. Умышленно она не стала бы проявлять к вам неуважение. Если она пропустила встречу, значит, на то у нее была веская причина.
— Все это очень хорошо, мисс Бентник. Однако что это была за причина?
Глава 29
После ухода Каролины Бентник Джошуа собирался найти Бриджет, но принятое снадобье оказалось сильнее, чем он ожидал. Ему не хотелось засыпать, но голова стала ватной, веки отяжелели, словно на них положили по горсти соверенов, и спустя несколько минут он провалился в забытье.
Проснулся он весь в поту. Его переполняла столь неизбывная тоска по Рейчел, какой он не знал вот уже несколько месяцев. Некоторое время он пытался утешить себя мыслями о Мег и их последней встрече, но это только усугубило снедавшее его чувство одиночества. Было утро. Стрелки на его часах показывали начало восьмого. Ночь наступила и прошла, а он ничего не помнил. С улицы доносился щебет птиц, но в доме стояла тишина. Пока он спал, кто-то раздел его. На нем были ночная сорочка и ночной колпак; его одежда, аккуратно сложенная, лежала на стуле. Интересно, кто же о нем позаботился? Он не помнил, как его переодевали, но молил Бога, чтобы это был Питерс или кто-то еще слуг, а не Каролина Бентник.
Чашка с остатками снадобья все еще стояла на тумбочке. К ней было прислонено пухлое письмо. Джошуа не помнил, чтобы видел его раньше, и предположил, что письмо, вероятно, доставили после того, как он уснул.
Сначала Джошуа подумал, что оно, должно быть, от Бриджет, которая была оставлена на Герберта Бентника, и разволновался, опасаясь, что в письме содержатся упреки в его адрес за то, что он не уделил ей внимания, хотя сам настоял на том, чтобы она повременила с возвращением в Лондон. Он и так уже оказался в затруднительном положении, предложив Коббу пожить в его квартире. Это было крайне неразумное решение. Джошуа полагался на Бриджет, надеялся, что она из доброго расположения к нему укротит гнев матери. Преисполненный дурного предчувствия, он схватил письмо.
Потом, еще до того, как успел его вскрыть, у него мелькнула другая мысль. Следовало
