дымом.
На дороге шел бой: орали, бранились, стреляли из обрезов и пулеметов, им вторили автоматчики. Кто брал верх — монахи или люберецкие, сказать было невозможно. Артур даже не знал, сколько врагов, только предполагал, что это монахи. От кого-то он слышал, что монахи с омеговцами заодно, значит, нападение могло быть спланированным. Кто-то из люберецких донес, по какой дороге будет двигаться колонна, и вот результат.
Артур вынул из вещмешка гранату, прикинул, где скопление врагов, выдернул чеку и бросил. Бахнуло.
— Не переводи ресурс, он еще пригодится, — процедил Маузер и, взяв автомат, стал пробираться к дороге. Артуру тоже хотелось посмотреть, кто побеждает.
— Я тебя прикрою! — прокричал он и пошел следом.
Монахи стреляли с двух сторон, прячась за корпусами машин, и люберецкие были как на ладони. Один грузовик пылал, облитый зажигательной смесью, второй налетчики, очевидно, берегли, хотели забрать себе, и людей, спрятавшихся под кузовом, караулили и отстреливали по одному. Артур увидел, как упал Пронька, неосторожно высунувшийся. Как скосили очередью Маклая, лучшего стрелка. Идти в атаку монахи не спешили, Артур счел это трусостью, но вскоре на дороге со стороны Люберец замаячила колонна грузовиков, и он понял: к монахам спешит подмога.
Маузер зашипел и попятился, поминая неизвестных мутафагов. Артур отступил, пропуская его вперед.
— Уходить надо. Забирать людей и бежать. Трещал огонь, строчили автоматы, доносились голоса и стоны. Курганник отстреливался от наседающих монахов. Маузер отцепил от пояса гранаты и одну за другой запустил их туда, где предположительно находился противник. После взрывов он махнул рукой:
— За мной. Их разведка работает лучше, мы проиграли сражение.
Дым прикрывал отступление, но от него слезились глаза и постоянно хотелось чихать. Отряд из десяти уцелевших, в основном проверенные временем бойцы, протискивался меж полусгнивших железобетонных конструкций, кузовов, проржавевших до дыр, столбов и железок непонятного назначения. Шли гуськом. Маузер впереди, Артур замыкал, перед ним маячила спина Рыжего. Тимми шагал сразу за Маузером и с тревогой оглядывался. Все держали оружие наготове.
— Хорошо, гранаты и патроны люберецким не раздали, — нарушил молчание Маузер. — Автоматы жалко.
— Да, — поддержал его Артур. — Омеговцы свою разработку никому не продают. Очень удобная штука. Маузер криво усмехнулся:
— Оценил. Уже лет пятнадцать как ценю.
И опять молчание. Грохот выстрелов все дальше, теперь слышно, как хрустит сгнившее железо, как икает напуганный Рыжий и сопит Курганник. А на дороге погибает отряд люберецких…
Артура не оставляли мысли о людях, оставшихся под грузовиками. Одна его половина рвалась в бой — перестрелять проклятых монахов, освободить своих, вторая говорила, что это — верная смерть.
Маузер с каждым шагом становился все угрюмее. Поджимал губы, подолгу озирался. Вот замер на одной ноге, поднес палец к губам. Артур застыл: ветер свистит меж железяк, поскрипывает дверца легковушки, в тени кузова копошится непуганая крыса.
Мотнув головой, Маузер пошел дальше. Теперь Артур прислушивался к каждому шороху, ему мерещились смутные тени, но стоило присмотреться, видение исчезало. Такое уже было. В прошлой жизни. На Полигоне. Только тогда присутствие было явное, а тут — призрачное. Кто-то следовал по пятам и наблюдал, и примерялся: сейчас выстрелить или подождать сумерек.
— Вот же мутафаги сраные! — бурчал Курганник. — Монахи, чтоб их в холмовейник затянуло! Ненавижу! — Он сопел, как загнанный манис, сжимал-разжимал кулачищи, налетал на препятствия и разносил их.
— Тише ты, — шепнул Маузер. — Вряд ли за нами погоня, но осторожность не помешает.
— Попали так попали, — запричитал Рыжий. — Здесь наверняка твари водятся, каких мы в глаза не видывали! Та-а-акие твари!..
— Тебе мамка перед сном рассказывала? — съязвил Тимми.
— Тьфу на тебя, недомерок. — Рыжий плюнул под ноги, но тягучая слюна отказалась лететь и повисла на губе.
— Воду экономим, — предупредил Маузер. — Хрен знает, где удастся напиться. Хорошо, если у Хамла в Люберцах, а если грохнули его, как нашу колонну?
За бетонными блокам хрустнуло и как будто послышались шаги. Маузер поднял руку, приказывая всем остановиться, и с автоматом на изготовку, на цыпочках пошел смотреть, кто там копошится. Тимми шумно сглотнул. Ощущение незримого присутствия врага усилилось, Артур огляделся и похолодел: из-за кузовов на них были нацелены дула обрезов. Маузер продолжал красться, метнулся за блоки и открыл огонь. Артур упал и повалил Тимми. Грохнул выстрел. Завопил Курганник на нечеловеческом языке, ему ответили. Выстрелы мгновенно стихли, над свалкой прогрохотал голос Курганника:
— Никому не стрелять! Мы с миром! Маузер, это мутанты, их много! Не глупи, мужик!
Из укрытия высунулось вытянутое от удивления лицо Маузера. С автоматом он расставаться не спешил и в доброту мутантов не верил.
Курганник снова забормотал на непонятном языке. Единственное, что разобрал Артур: «монах», «Орден», «Омега». Из-за кучи железного хлама показался здоровенный мутант со скошенным лбом, одетый в сшитый из кусков кожи жилет, такие же штаны, ниже колен порезанные лоскутами, и вполне человеческие ботинки. Мутант что-то пробормотал, Курганник ударил себя в грудь, тогда громила приложил ладонь к правой стороне груди коновала, потом — к левой, кивнул, и с его морды сошло выражение свирепости. Если бы не полосатая грива, растущая от затылка и выбивающаяся из-под жилета на уровне поясницы, он вполне мог сойти за человека.
Вслед за гривастым потянулись его соплеменники, сложили оружие и расселись на корточках. Было их около двадцати. Курганник бормотал, махал ручищами и раскачивался из стороны в сторону. Сейчас он ничем от них не отличался.
До Артура вдруг дошло: он тоже мутант. Мутанты так сильно изменились, что их невозможно отличить от людей. Когда Курганник говорил «монах», его голос дрожал, мутанты рычали и били кулаками по железу. На людей они перестали обращать внимания.
— Ты-то хоть человек? — обратился Артур к вперившемуся в него Тимми. Парень фыркнул и отвернулся.
— Короче, — пробасил Курганник, обращаясь к людям, — мутанты нас трогать не будут. Они даже согласились помочь, потому что союз Омеги и Ордена — их смерть.
Гривастый стоял рядом с Курганником и, оттопырив нижнюю губу, кивал. Похоже, он понимал человеческий язык.
— Мы хотим, чтобы они нас проводили? — спросил Маузера Курганник; тот кивнул, но автомат не выпустил.
Гривастый подошел к Маузеру вплотную, заглянул в глаза (они были одного роста), положил руку ему на плечо:
— Фирг. Вождь.
Маузер, криво улыбнувшись, тоже представился, убрал с плеча пятерню мутанта и
