поначалу казался пронзительным, сделался ласковым. Вдалеке — Ник откуда-то знал — его ждала мама, улыбалась и протягивала руки.
Мутант на вышке перестал бормотать молитву, истошно завопил и принялся расстреливать штурмовиков. Мутант был молод и совсем не хотел умирать. Но пришлось.
Хамло шел первым, за ним следовали люберецкие, потом — Артур, Маузер и Тимми, а замыкали шествие мутанты. Нарушать безмолвие никто не решался. Только Тимми вздыхала украдкой, по Курганнику, должно быть. Артур мысленно простился с коновалом, помянул и остальных ребят с фермы, умерших в походе на Москву: и погонщика Паша с его вечными банальностями, и косоглазого охотника Маклая, и Проньку-дурака, и Щуплого, и Клопа. Мысли норовили свернуть к Нике и Лане, но он одергивал себя.
Секретный ход, которым двигался отряд, раньше служил тоннелем, и по нему двигались самоходы или еще что-нибудь. На полу остались рельсы. С потолка капало, стены дышали сыростью, по ногам тянуло сквозняком. Артур боялся, что ход не выдержит взрыва, начнется обвал, но судьба была милостива к беглецам.
— Что тут было-то? — не выдержал Артур, спросил будто бы у всех, а на самом деле — у Тимми, но откликнулся Маузер:
— Метро тут было. Таганско-Краснопресненсйая линия… Метро — это вид т ранспорта такой. Подземный.
— Интересно, — Тимми старалась говорить нагловато, но получилось жалобно, — а мутафаги тут водятся? Один из люберецких обернулся:
— Кровососы. И крысы.
Артур вспомнил давнюю встречу с кровососами[10] и втянул голову в плечи. Еще не хватало. Тогда его вытащил мутант Орв, позвал из забытья. А теперь кто поможет? Вряд ли Фирг, столь легко отправивший троих соплеменников на верную смерть, обладает теми же способностями.
— Да вы не волнуйтесь. Одному страшно, а если толпой, они не нападут, — успокоил люберецкий.
Лучи фонариков, расходясь и пересекаясь, метались по стенам. Артур старался смотреть под ноги. Считать ли себя трусом за то, что ушел, не вызвался прикрывать? Считать ли трусами остальных? Нет, ни от кого нельзя требовать пожертвовать жизнью. А у него Ника и Лана, он обязан вернуться, даже если семью его убили, а ферму сожгли омеговцы. Обязан отомстить. Как Курганник «задолжал» Ордену Чистоты, так Артур должен Омеге. И лично «брату» Лексу. Что-то зашуршало в темноте впереди, Хамло резко остановился, за ним замерли люберецкие, Артур врезался в чью-то спину. Маузер вскинул оружие.
— Там, — голос Хамла звучал еще тише, чем обычно, — там дети, что ли?
Тимми начала проталкиваться вперед, Артур, особо не задумываясь, двинулся за ней, выглянул поверх плеча Хамла. Действительно дети. От совсем маленьких, как Лана, до ребятишек постарше, сезонов двенадцати-двадцати. Все они были голые, грязные, до ужаса истощенные — колени толще бедер, черепа обтянуты тонкой кожей, сальные пряди волос падают на глаза. Дети сидели на рельсах, босые ноги в холодной грязи… Тимми длинно всхлипнула и рванулась вперед, Артур перехватил ее за руку:
— Тихо. Напугаешь.
Взрослые застыли, не зная, что делать. Шепотом передавали назад новости: нашли толпу беспризорников. Тимми высвободила руку, шагнула вперед, присела на корточки перед крайней малышкой:
— Привет. Ты понимаешь меня? Приве-ет! — Ее голос звучал ласково.
Малышка сунула в рот грязный кулак. Она ничем не напоминала Лану, чистенькую девочку, росшую в любви, но Артур чуть не заплакал в голос: а если его дочь сейчас такая же? Голодная, брошенная, никому не нужная… Кстати, где матери этих детей? Где их отцы? Артур сел рядом с Тимми и спросил девочку:
— Где твоя мама?
Кажется, мальчик постарше понимал его или хотя бы осознавал, что взрослые желают добра. Он подполз — тощие ноги не держали — ближе, перевалившись на бок, сел, и Артур смог рассмотреть его вздутый живот с торчащим пупком.
— Дайте им еды. — Тимми обращалась к Хамлу. — Они же с голоду умирают.
— Так сразу нельзя… Подумаем. Сразу мясо — нельзя, — пробормотал Хамло.
— Костер жечь надо. — Артур узнал рык Фирга, вождя мутантов. — Варить еда. Дети умирать… нельзя.
— Где твоя мама? — повторил Артур. — Папа? Мама?
— М-ма, — сказал мальчик, глаза его блестели в свете фонарей. — М-ма. П-па. М-ма. — И протянул руку грязной ладонью вверх, выпрашивая еду.
Сколько же они здесь живут? Откуда пришли? Девочка следила за протянутой рукой жадными глазами.
— Нужно куда-то в сторону отойти, — произнес Хамло, — в укромное место. Не здесь же кашеварить.
Тимми придвинулась к малышке вплотную и с осторожностью коснулась спутанных волос. Вспомнила свое детство на свалке, наверное. Ребенок не отпрянул. Мальчик твердил свое «м-ма, п-па», остальные ребята придвигались ближе, пристально глядя на взрослых. Артуру показалось, что глаза их светятся в темноте, на самом деле они отражали свет фонарей.
— Где мама? — повторил Артур громче.
С трудом, покачиваясь, поднялась грязная, страшно истощенная девочка. Она была старше остальных, на пороге подросткового возраста. Все ребра можно пересчитать, подвздошные кости выпирают. Голая, босоногая, нечесаная.
— Да что же это… — простонал кто-то за спиной Артура. — Как моя доченька… Да как же это…
— Дядя, — девочка шагнула к Артуру, — мама там… Взмах тонкой, как палка, руки. Артур пригляделся: от основного тоннеля влево уходил еще один, поуже. Служебный, должно быть. Он уже поднялся и приготовился идти за девочкой, но Маузер, до этого хранивший молчание, перехватил его:
— Стой. Откуда ты знаешь, может, там засада.
— Какая засада? — возмутился Артур. — Ты не видишь — дети еле живы! Думаешь, их специально… — И осекся. Крякнул Хамло, ухнул Фирг, хмыкнула Тимми.
— Я видел, как на детей заманивали, — Маузер говорил спокойно, — эти… бараны горные. Особенно на девочек. Люди десятками попадались: подойдут к такой малышке, а она на взрывчатке сидит. У них, понимаешь, считалось, что сразу после этого ребенок в рай попадает. Знаешь, кто тех уродов больше всего ненавидел? Свои же. Нормальные мусульмане.
Кто и кого ненавидел и какие «бараны» сажали детей на взрывчатку, Артур не понял.
— Эти голые. И сидят на рельсах. Тимми поднялась, ткнула Маузера в бок кулаком:
— Я пойду. Я не зассал, вот еще, детей бояться. Разведаю и за вами вернусь. Только всех детей не тащите, вон с девкой схожу.
— Что, малой, — заржали из толпы, — глаз на девкy положил?
— Это кто там выступает? Иди сюда, я тебе глаз на жопу натяну! Артур, со мной пойдешь?
Артуру ничего не оставалось, кроме как согласиться, — выслушав исповедь Томы- Тимми, он невольно стал ее пособником и теперь не мог отказать девушке. Тимми обогнула сидящих детей, подошла к говорившей девочке, взяла ее за руку:
