Зимин недовольно моргнул, бегло стукотнул пальцами по столу.
— Ладно. Тогда не надо. Потом у всех троих, после… М-м… ну, всё. Идите, и, надеюсь, понимаете? — о разговоре этом никому ни полслова. Ясно?
— Так точно, — сказал Симаков, вставая. — Разрешите идти?
— Идите.
2
Симаков ушёл, унося с собою тягостное недоумение от состоявшегося разговора. Ну да пусть его. Пускай извилинами пошевелит. Ему полезно.
Зимин с удовольствием потянулся, всласть зевнул, клацнув зубами. Легко, пружинисто встал, вытряхнул из пачки сигарету, молодцевато подшагал к окну, открыл фрамугу — и вместе с дождевой свежестью в прокуренный кабинет влился какой-то иной, лёгкий, почти неуловимый запах: не то безмерных лесных пространств, не то ранней северной осени, не то ещё чего-то, необъяснимого словами — грустный, смутно напоминающий о чём-то позабытом запах… Будь у открытого окна кто другой, возможно, и взгрустнул бы, но капитан Зимин был не таков. Он не грустил. Докурив, он выбросил окурок на улицу, закрыл окно и подошёл к небольшому настенному зеркалу.
Он любил свою наружность и был с ней щепетилен. Считал почему-то, что похож на англичанина. Кто его знает, может, и правда, похож. Волосы прямые тёмно-русые, лицо худощавое, нос прямой, подбородок твёрдый, глаза серые. Увидевши себя в зеркале, чуть прищурился, сообщая лицу выражение суховатой корректности. Повернул голову на полоборота вправо, бесясь на отражение. И тут заметил на подбородке прыщик. Нахмурясь, он торопливо подошёл к двери, запер её и воротился к зеркалу. Приблизившись вплотную и выпятив челюсть, довольно долго изучал ситуацию, пока не убедился с огорчением, что выдавить не получится: рано. Придется малость обождать… Отступив назад, он принагнул голову, осматривая причёску, средним пальцем левой руки аккуратненько подрихтовал пробор (со стороны могло показаться, что капитан давит ногтем вшей), подрепетировал ледяную улыбку и остался доволен. Отомкнул дверь и уселся за стол, достав из сейфа рабочий блокнот.
Раскрыв его на текущей странице и взяв ручку, Зимин подчеркнул жирной линией коротенькую надпись. Надпись эта заключала в себе следующее: «Раскатов —?». Имелся в виду тот самый рядовой Раскатов, один из трёх бойцов стрелково-караульной роты. Поджав в раздумье губы, капитан постучал ручкой по столешнице.
Вчера поздним вечером у него состоялся разговор с агентом. Сеть информаторов, задействованных начальником особого отдела в различных подразделениях бригады, была небольшой, но эффективной — Зимин был в курсе практически всех подробностей солдатской жизни. Достоверность данных им перепроверялась, ни один из завербованных не знал об остальных, встречи и передача сведений отличались сугубой конспиративностью. Такой была и встреча с рядовым второго взвода СКР Левашовым, назначенным в караул часовым на третий пост — самый глухой, вдоль самой удалённой, южной стороны периметр, где на колючку внешнего ограждения плотно напирал угрюмый еловый бор. Левашов был в третьей смене, с двадцати двух до полуночи, и по предварительной договорённости рандеву должно было состояться без четверти одиннадцать у пожарного водоёма — небольшого, полного тины и головастиков пруда.
Зимин отлично знал окрестности военного городка и по карте, и живьём: он, хотя и был чистый горожанин, любил блуждать по лесу. Манили едва заметные тропки, ведущие неведомо куда, тревожные вскрики птиц и запах хвои, тихо журчащие родники и крохотные странные озерца с тёмною водой… И под предлогом изучения подходов к части и выяснения уязвимых позиций в ограждении, капитан отправлялся бродить по нехоженому молчаливому царству, не замечая непогод, не спеша никуда, глубоко, с наслаждением дыша берёзово- еловым настоем. По натуре своей он вряд ли мог вполне оценить приглушённую, не всякому открытую прелесть северной лесной страны, но что-то звало, что-то неясно касалось его нетрепетного сердца: над пиками елей текли облака, и ветер непонятно говорил о чём-то, и он был здесь совершенно один, бесшумный, точно призрак, скользящий меж стволов, и не хотелось уходить отсюда, хотелось раствориться в вечном этом сумраке, слиться навсегда с этим прекрасным, чистым и суровым миром.
Он подъехал на своей «шестёрке»; свернув с лесной дороги на заранее присмотренную крохотную полянку, заглушил мотор и выключил все огни. Автомобиль он приобрёл по случаю год назад, очень выгодно. Вообще, в нём была коммерческая жилка, и, повернись обстоятельства лет пятнадцать тому назад иначе, он, возможно, стал бы неплохим купцом… Он переобулся, надев охотничьи резиновые бахилы, набросил прорезиненный, с капюшоном, офицерский дождевик, захватил трёхсветовой фонарь и, заперев машину, углубился в чащу, слегка помогая себе синим огоньком. Превосходно ориентируясь на местности, капитан не нуждался ни в компасе, ни в карте, продвигался быстро и практически беззвучно… И вот впереди забрезжил свет прожектора. Пронырнув меж ёлками, Зимин очутился точно у назначенного места с внешней стороны ограды. Скучно сеялась дождевая пыль, чёрная в неживом электрическом свете поверхность пруда мелко-мелко дрожала, как в ознобе, и вместе с нею так же мелко трясся одинокий на холодной воде осиновый листочек, занесённый сюда, вероятно, из резервуарного парка.
Справа послышались чавкающие по размякшей глинистой почве шаги, смутно заколыхалась тень, и вскоре в прожекторном ореоле возникла похожая на ку-клукс-клановца фигура часового в плащ-накидке с остроконечной головой. За левым плечом внушительно и грозно блеснуло лезвие штык-ножа. Фигура свернула с расквашенной тропы на траву, приблизилась — и, когда расстояние сократилось до нескольких метров, Зимин моргнул вспышкой синего света.
— Товарищ капитан?.. — сипло прошептал часовой.
— Я, — так же вполголоса отозвался Зимин. — Шагай ближе. Рядовой Левашов был могучий парень, торс его точно распирал китель изнутри — настоящий богатырь, полный мужик в девятнадцать лет.
— Здравия желаю, товарищ капитан, — подойдя, проговорил он, улыбаясь. Улыбки этой Зимин не видел, но почувствовал её.
— Здравствуй, — сказал он без эмоций в голосе. — Ну, давай, какие новости. Коротко.
— Понял, товарищ капитан. Первое, значит, дело такое. Это насчёт Хроменкова. Помните, вы говорили?.. Ну, так вот, ребята говорят, что он двести литров семьдесят шестого задвинул. Бочку, в смысле. Вроде, говорят, на автобазу. Ну, это конечно, так, между собой болтовня, но я думаю, что так оно и есть…
Зимин тоже думал, что так оно и есть. Прапорщик Хроменков, начальник хранилищ склада ГСМ, был вор очевидный, но в допустимых пределах, следовательно, интереса для особого отдела пока не представлял. Но иметь на него крючок было бы, понятно, делом нелишним.
— Ладно. Поприслушивайся, поузнавай поконкретнее. Сам понаблюдай, аккуратно только, не в оглоблю. Ясно?
— Ясно, товарищ капитан.
— Так. Ну, что ещё?
— Теперь насчёт дури. Я думаю, это азеры. У них берут, я в разговоре слышал, один
