Подъехав поближе, я обратил внимание, что обломки, которые должны были загромождать прореху, оказались уже кем-то убраны и растасканы так, чтобы не мешать движению ни караванов, ни бронекатов. Ветер успел намести у западного борта судна кучи песка, но его скопилось не так много, чтобы он засыпал брешь. Единственное, в чем солгали Сандаваргу: танкер в нее явно не пролез бы. Но «Гольфстрим» мог запросто проскочить в эту дыру, не сбавляя скорости. И все же я приказал Гуго переключиться на малый ход. Просто захотелось дать себе и команде время на то, чтобы осмотреть «Оазис морей» и снаружи, и, насколько это позволял разлом, изнутри.
Даже сегодня, претерпев бесчисленные бури, разграбления и повреждения корпуса, лайнер вызывал восхищение могуществом людей Брошенного мира. В Атлантике есть несколько поселков, жители которых обустроились в кораблях, затонувших в год Всемирного Затмения. Но что это были за корабли по сравнению с нашим исполином! Опустись он в свое время на дно океана где-нибудь западнее или восточнее Хребта, ныне в «Оазисе морей» обитал бы целый город. И у тех поселенцев, кто решил бы обосноваться в лайнере-гиганте, хватило бы терпения выкопать у него под днищем котлован и выровнять судно так, чтобы в нем можно было жить с полным удобством. Что ни говори, а до слез обидно за нас – нынешних землян, лишенных даже толики тех благ, какими владели наши высокоразвитые предки…
Но что за чертовщина? Стоило нам подкатить к «Оазису морей» совсем близко, как его буквально за считаные мгновения заполонили люди. Они десятками высыпали на накренившиеся палубы из перекошенных дверей кают, выглядывали из-за бортов на носу и корме, появлялись на мостиках, трапах и балконах. Толпа невидимых доселе незнакомцев нарисовалась и в проломе, к которому мы направлялись. Они выстроились у нас на пути с явным намерением помешать нашему проезду, и их тоже было довольно много.
Мираж? Хотелось бы, конечно, чтобы это оказалось так. Но увы – все возникшие перед нами люди были настоящими, из плоти и крови. За спиной у каждого из них виднелся большой и плоский, но легкий ранец, из дна которого торчали два направленных вниз и назад иностальных штыря. Эти штыри доходили носителю ранца до голеней и соединялись между собой на концах ременной перемычкой.
Только по этим характерным ранцам мы и опознали, что на «Оазисе морей» нас встречают не кочевники, а вингорцы. Их заплечная поклажа являлась не чем иным, как раскладными крыльями. А странное приспособление под ней – опорной рамкой, на которую находящийся в воздухе летун клал ноги, дабы те не болтались и не нарушали равновесие.
Все вингорцы имели при себе длинные обоюдоострые кинжалы. Но бояться нам следовало не их, а другого, куда более смертоносного вингорского оружия. Исторически сложилось так, что врукопашную худосочные обитатели Хребта дрались плохо и в ближнем бою зачастую проигрывали даже неуклюжим купцам, размахивающим саблей, словно мухобойкой. Зато во владении всяческими метательными приспособлениями – ножами, сюрикенами, бумерангами, болас и прочими – крылатому народу нет равных во всей Атлантике. Поэтому легковооруженные вингорцы испокон веков предпочитали дистанционный бой. И никогда не ввязывались в него, если как минимум троекратно не превосходили противника числом.
Поскольку в полете руки у метателей заняты, те атаковали свои цели, лишь когда приземлялись на близлежащую к ней возвышенность: склон, скалу, каменный выступ, крышу караванного фургона или мачту бронеката. После чего, сделав несколько молниеносных бросков, они перепрыгивали на другую позицию или, если это было невозможно, убегали, сложив крылья, под прикрытие скал, по которым аборигены карабкались с невероятной ловкостью и быстротой. Их женщины воевали наравне с мужчинами. А воспитанием молодежи у них занимались, как правило, старики и калеки, которые уже не могли совершать долгие перелеты по горным кручам.
Метни каждый из засевших на лайнере вингорцев по ножу или сюрикену, и на бронекат обрушился бы целый ливень смертоносной, остро заточенной стали. Однако вставшие у нас на пути хозяева гор не торопились пускать в ход оружие, хотя их поведение явственно указывало на то, что они не собираются с нами торговать и взялись за старое. Зачем еще, спрашивается, настырно следить за нами два дня, а потом выводить навстречу «Гольфстриму» целую армию?
– Стоп колеса! – скомандовал я механику, вовсе не собираясь прокладывать путь по телам вингорцев. Что бы они ни замышляли, я не хотел учинять бойню, не выяснив, чем мы так переполошили аборигенов. Вполне вероятно, здесь имеет место какое-то недоразумение, которое можно урегулировать, не прибегая к насилию. Вон и летуны, кажется, думают похожим образом, а иначе они не стали бы мешкать и напали на нас еще позавчера.
Буксир остановился, не доехав до «Оазиса морей» совсем немного. Трап я, разумеется, опускать не стал. Разговаривать с вингорцами можно и так, а вздумай они захватить «Гольфстрим», то сделают это и без трапа, просто-напросто спланировав к нам на крыльях. И ладно, если захватчиков окажется десяток или полтора – столько противников Убби с нашей помощью теоретически еще уложит. Но аборигенов, что взирали на нас с палуб лайнера, было не меньше двух сотен. И еще примерно полсотни их торчало в проломе. Более чем внушительный перевес. И без математических подсчетов ясно, чья возьмет в этом неравном бою.
Сандаварг подобрал свое оружие и потопал за мной на носовую палубу, откуда я намеревался вести переговоры с хозяевами гор. Малабонита спустилась с мачты и тоже присоединилась к нам. Лишь Сенатор остался на посту, зная, что вслед за командой «Стоп колеса!» может раздаться «Полный вперед!», и тогда очень многое – а возможно, даже все – будет зависеть от расторопности механика. Я, конечно, надеялся, что мне не придется давить вингорцев. Но если они подобно кабальеро не оставят нам выбора, я пойду на прорыв, пусть даже нам навстречу выгонят стариков и детей. Уж кому-кому, а крылатому народу хорошо известно, что в этих краях кару разбойникам назначает не суд, а тот, у кого хватит сил привести ее в исполнение.
Едва мы показались на носу «Гольфстрима», как от перегородившей проход группы отделилась и направилась к нам дюжина аборигенов. Впереди их горделиво вышагивал морщинистый сухопарый старец с растрепанными седыми волосами, стянутыми золотым обручем со множеством драгоценных камней.
Я сразу узнал эту диковинную побрякушку, за обладание которой люди Брошенного мира могли перегрызть друг другу глотки, а в нашем за нее не дали бы и пригоршни монет. Подобного барахла было полно у Федора Оплеухи, нашедшего однажды неподалеку от своего поселка три галеона с золотом, в честь которых и был впоследствии назван его Столп. Федор раздарил падким на все блестящее вингорцам половину своих бесполезных сокровищ, но еще ни разу не слышал, чтобы хоть один из них погиб от статического электроразряда. Вот и седовласый вождь летунов не боялся носить опасное украшение, способное снести ему голову метафламмом от одной случайной искры. При этом старик вовсе не походил на безрассудного глупца. Видимо, таким образом он выказывал свое презрение к смерти, свойственное детям гор не меньше, чем воинственным северянам.
– Загрызи меня пес, если это не сам Шомбудаг – глава совета вингорских кланов! – ошарашенно присвистнул Убби, узнав идущего к нам со свитой старца. – А рядом с ним – вы только гляньте! – почти половина того самого совета! Двинь мне кулаком в ухо, шкипер, если ты думаешь, что эта встреча случайная!
Я, само собой, так не думал. Но если бы и думал, лупить Сандаварга по ушам и другим частям тела не дерзнул бы, даже умоляй он меня об этом, стоя на коленях. Про совет
