покинуть морг и отправиться на автостоянку госпиталя, к ожидающей меня трофейной «Ладе-Каприфоли».
Ретроналадонник Кукуева приказал долго жить, как и «страйк», поэтому их пришлось без сожаления оставить в морге. Подельники Аристарха, очевидно, пользовались более современными коммуникаторами – вшитыми в череп имплантами, – потому что иных мобильных устройств я больше нигде не обнаружил. Что ж, придется обойтись без средств связи. Как, очевидно, и без денег. Интуиция подсказывала мне, что все отобранные у охотников за алмазами кредитки, побывав в моих пальцах, уже не пройдут проверку.
И лишь ключи от старенькой «Лады-Каприфоли» вселяли уверенность, что этот тарантас прослужит мне хотя бы ближайшие двенадцать часов. Вся техника, сделанная в России не позже двадцатых-тридцатых годов нынешнего века, демонстрировала при контакте со мной рекордную живучесть. Также я был уверен насчет неожиданно угодившего мне в руки раритетного револьвера. Пускай он не такой мощный, точный и многозарядный, как импульсный пистолет, зато его простая и проверенная временем механика не подведет меня в самый ответственный момент, как это случилось со «страйком».
Повешенный на грудь идентификационный пропуск Чертухова и закрывший алмазный глаз медицинский монокль-анализатор (треть врачей госпиталя расхаживала с такими, не снимая их даже в столовой) позволили мне без проблем дойти до автостоянки и отыскать там нужную машину. Я больше года не сидел за рулем, но навыки вождения никуда не исчезли. Доехать до ворот госпиталя оказалось для меня ненамного сложнее, чем выпить стакан воды. Пристроившись в конец короткой очереди из трех автомобилей, я, как и их водители, так же небрежно выставил пропуск в приоткрытое боковое окошко. После чего, притворившись смертельно усталым (что не потребовало от меня больших усилий, ибо я и впрямь был вымотан до предела), подкатил к пропускному пункту.
Столь же усталый и позевывающий в кулак охранник считал сканером информацию с моего пропуска и окинул беглым взором пустой салон. Я не сомневался, что, планируя перевозку алмазов, Чертухов сделал все возможное, чтобы охрана не придралась к нему в воротах. Внешне же мы с капитаном походили лишь в одном: наши лица были одинаково простыми и неприметными, разве что чертуховское на пропуске выглядело чуть поскуластее. Впрочем, сейчас, в ночи, этого было вполне достаточно. Я стал для охранника всего лишь очередным заурядным служащим – одним из тех, которым он сегодня уже махнул и еще не раз махнет рукой, давая «добро» на выезд или въезд.
Я был готов в случае чего ударить по газам и сломать шлагбаум, но тот поднялся передо мной сам, выпуская меня в ночную Москву – ныне мрачную, холодную и нелюдимую. Я вырулил из госпитальных ворот и покатил на восток – туда, где жили в предоставленной моим командованием квартире жена и дочь. Нужно было убедиться, все ли с ними в порядке, а потом забрать их с собой и ехать прямиком в резиденцию Пожарского. После моего кровопролитного побега моя семья могла уже завтра лишиться помощи здешних властей, которые, скорее всего, быстро выдворят Лизу и Аню назад, в Саратов. Туда, где их никто и ничто не защитит от участи наживки, в какую их непременно превратят ищущие меня охотники за алмазами.
Перед нами лежал лишь один путь – к Пожарскому. И если он ничем не сумеет помочь нашему горю, даже ума не приложу, на чью еще помощь мне тогда уповать…
Гора не соизволила явиться к запертому в четырех стенах Магомету. И потому Магомет был вынужден с боем вырваться из своей тюрьмы и двинуть на поклон к горе… Или, учитывая мое свирепое состояние, – на битву с горой, пусть даже наши с ней силы были откровенно не равны…
Глава 12
Бежать по бурелому не было для меня слишком сложной задачей. Это обычному сталкеру требовалось искать проходы среди нагромождений выкорчеванных сосен. Я же мог просто перепрыгивать со ствола на ствол, подобно белке или все тому же мангусту, продвигаясь вперед со скоростью бегущего человека. Что и делал бы, не увяжись за мной бронезавр. Эта тварь заставляла меня мчаться не напрямик, а зигзагами, поскольку у нее хватило бы ума выпустить снаряд на опережение и подстрелить меня влет.
Солнце, благоволившее мне с самого рассвета, спряталось за тучу. Я опять был вынужден уповать не на камуфляж-невидимку, а на быстрые ноги и цепкие руки. Кратчайший путь до речки Коваши составлял около полутора километров и пролегал на юго-запад: через изрезанную разломами улицу Ленинградскую, мимо штаб-квартиры Ордена, а затем через еще один бурелом. Последний тоже некогда являл собой сосновый парк, раскинувшийся на берегу Финского залива. Там же располагалось и речное русло, к которому я стремился.
Забиться у кромки воды под груду сухих древесных стволов и опробовать Грааль в деле – таков был мой план на ближайшее время. С виду – элементарный, но воплотить его в действительность оказалось не так-то легко. И все по вине проклятого биомеха, увязавшегося за мной, словно назойливая уличная шавка. Вот только весу в этой шавке были все полста тонн, да и кусалась она во стократ больнее самой бешеной и зубастой собаки.
Перебежав Ленинградскую неподалеку от крепости узловиков, я углублюсь в новые дебри, понадеявшись, что там преследователь от меня отстанет. Биомехи – они ведь почти как звери. Стоит в их поле зрения угодить другой, более легкой жертве, и они напрочь забывают о той, за какой гонялись до сего момента. Резиденция приора Глеба окружена охранниками, которые, завидев бронезавра, поднимут тревогу и наверняка привлекут его внимание… Так, по крайней мере, хочется думать, слыша за спиной треск бурелома и лязг гусениц скачущей на буераках махины.
Черта с два! Узловики – те, что остались охранять штаб-квартиру, – все как один попрятались за стенами и не горели желанием дразнить кружащее окрест мэрии чудовище. И потому оно, не задержавшись на Ленинградской, покатило дальше, вслед за мелькающим в прицеле его орудия прыгуном…
Я «домелькался», когда до речного берега оставалась от силы сотня шагов. То ли это вышло случайно, то ли бронезавр и впрямь умудрился сделать столь удачный выстрел, но он действительно получился одновременно и эффективным, и эффектным. Жаль только, полюбоваться им мне не привелось, и я оценил меткость биомеха не восторженными, а бранными воплями.
Я оттолкнулся от очередного соснового ствола и взмыл в воздух, прицеливаясь к тому месту, куда намеревался приземлиться, – верхушке груды лежащих вповалку деревьев. Однако едва я пошел на снижение, как внизу подо мной промелькнул огненный росчерк. Который, угодив в нужный мне завал, взял и единым махом снес его почти до основания! Древесные стволы разметало во все стороны, и вместо присмотренного мной плацдарма для следующего прыжка под ногами у меня осталось лишь трескучее месиво из оседающих обломков.
Падать на них было равносильно самоубийству. Извернувшись в воздухе, я все же постарался попасть ногами в комель отброшенной снарядом огромной сосны. Однако она не успела толком улечься после встряски и под моим весом просела еще глубже. Соскользнув с нее, я перекувыркнулся вверх тормашками и покатился прямо в гущу бурелома.
Изловчившись ухватиться в падении за какой-то сук, я развернулся ногами вниз, но тот не выдержал нагрузки и отломился. Больше между мной и землей никаких спасительных поручней не было. Упав на ощетинившуюся щепками кучу толстых веток, я плотнее прижал локти к телу, а сложенные вместе ладони выставил перед лицом. Руки приняли на себя удар деревянных «копий», заполучив несколько колотых ран, зато ребра, шея и лицо остались целы.
Впрочем, везением это все равно назвать было нельзя. Сильно ушибив бедро о ствол
