разразившемся окрест сицилийца огненном вихре он не только не получил ни единой царапины или ожога и не оглох, но и полностью сохранил рассудок, что было совершенно немыслимо. Но вдвойне немыслимым оказалось то, что, когда взрыв отгремел и пламя схлынуло, перед Аглиотти открылась настолько целостная и ясная картина, что в нее было даже трудно поверить.
Тремито резонно усомнился, действительно ли все произошедшее отложилось у него в голове с кинематографической четкостью, или же это проклятая Терра Олимпия взялась заполнять пробелы в его воспоминаниях сгенерированными ею М-эфирными образами. Но в любом случае, повторное прохождение этого круга Ада Доминик пережил не так мучительно, потому что знал: это уже случилось, и ничего нельзя изменить.
Он бродил по пожарищу, целый и невредимый, возможно, повторяя свой маршрут, который проделал тогда, когда ползал контуженный на четвереньках, а возможно, и нет, но сегодня он увидел все, чего не заметил прежде. И в частности торчащую из-под груды горящей мебели руку ребенка, продолжавшего крепко держать подаренную ему сегодня игрушку. Аглиотти неторопливо подошел к дымящемуся завалу, под которым покоился его сын, опустился на корточки и в угрюмой задумчивости крутанул пальцем оплавленное колесико игрушечного автомобиля. Оно моментально отвалилось и упало в ладонь Доминика.
– А ведь я, возможно, успел бы спасти тебя, Серджио, – проговорил он, вертя в пальцах пластмассовый кругляш, – если бы тогда не потерял сознание, прополз еще немного и разгреб эту чертову кучу. Правда, дон Сальвини говорил, что, по заключению врачей, ты умер мгновенно, но кто знает…
– Мне очень жаль, синьор Аглиотти… – «Клетчатый» пижон, как обычно, возник из ниоткуда и теперь тоже ходил по пожарищу, брезгливо отшвыривая концом трости со своего пути дымящиеся головешки. – Жаль этого милого мальчика и ту очаровательную женщину, которые погибли здесь у вас на глазах. А также жаль, что вы не погибли вместе с ними, потому что в том случае их смерть имела бы хоть какой-то смысл.
– Вот, возьмите. В качестве, так сказать, памятного сувенира об этой экскурсии. – Доминик щелчком перебросил Моргану колесико, которое только что подобрал. Несмотря на подчеркнутую степенность, тот довольно ловко изловил копию талисмана Тремито и, поднеся ее ближе к глазам, начал рассматривать пластиковый кругляш с придирчивостью ювелира, оценивающего драгоценный камень.
– Как, оказывается, все просто, – заметил Платт, не отвлекаясь от своего чрезвычайно интересного занятия. – А я столько времени потратил безрезультатно, стараясь выяснить тайну вашего талисмана… Что ж, теперь и впрямь все прояснилось… Однако меня поражает ваше хладнокровие. Любой другой на вашем месте, кому пришлось бы заново пережить такую трагедию, вмиг утратил бы самообладание и начал метаться, пытаясь все изменить или хотя бы повернуть ход событий в сторону наименьшего зла. Весьма непривычно, знаете ли, видеть отца, спокойно взирающего на то, как его малолетний сын лежит под горящими обломками, и даже палец о палец не ударившего, чтобы его вытащить. Ваше поведение противоречит самой человеческой природе, которая однажды одарила вас сыном, но почему-то забыла наделить отцовскими инстинктами. Странно, особенно если учесть, как вы дорожите неприкосновенностью своего талисмана.
– Я так понимаю, вы снова пытаетесь вывести меня из себя? – злобно прищурившись, полюбопытствовал Тремито, все еще продолжая держать в руке пистолет. Но, бросив взгляд на заваленного обломками Серджио, мрачно вздохнул, спрятал «Беретту» в кобуру и почти сразу же остыл: – Хотя, наверное, вы правы: природа именно так со мной и поступила. А когда поняла, что совершила ошибку, отобрала у меня то, чего я никогда не заслуживал. С той самой минуты, как я взял в жены Долорес, меня не покидала мысль, что когда-нибудь я именно таким образом ее и потеряю. И Серджио – тоже. С теми врагами, которых я наживал себе все больше и больше, шансы на подобный финал моей семейной жизни лишь возрастали. Это было все равно, что изо дня в день играть в русскую рулетку, только приставляя пистолет не к своему виску, а к головам жены и сына. Такое происходило каждый раз, когда я казнил кого-либо по приказу
И, закрыв глаза, вернулся в мыслях на полтора года раньше этого кровавого дня, в мир яркого солнца, лазурного моря и самого счастливого лета в своей жизни…
– Флорида?! – удивился Морган, смотревшийся в своем дурацком клетчатом пальто на берегу Мексиканского залива столь же нелепо, как смотрелся бы сейчас на месте Платта, к примеру, морж или северный олень. – Весьма любопытно! Признаться, я заинтригован. Умоляю, синьор Аглиотти, не томите, скажите, зачем вы доставили меня в это райское место?
– Идемте, – поманил Тремито креатора и, не сказав больше ни слова, зашагал к расположенному неподалеку от побережья скромному одноэтажному коттеджу, чей засаженный пальмами задний дворик выходил прямиком на пляж.
– Хм… Ну что ж… Как вам будет угодно, – пожал плечами усатый пижон и подчинился, направившись следом за своим подопытным.
В молчании они подошли к маленькому, чуть выше колен, белому заборчику, что огораживал строение. Ведущая во двор калитка была открыта, но Доминик не стал входить на территорию коттеджа, а уселся на низкую лавочку, что стояла возле ограды под развесистой пальмой, чьи похожие на весла байдарки листья отбрасывали густую прохладную тень.
– Присаживайтесь, – предложил сицилиец Моргану, указав на место рядом с собой. Лавочка была достаточно длинной, и при желании на ней могли бы разместиться без стеснения трое, а то и четверо человек.
– Почему бы и нет, – пробормотал Платт и опустился на скамью с такой важностью, будто усаживался как минимум на трон. И, устроившись поудобнее, проговорил: – Прошу прощения за назойливость, синьор Аглиотти, но не могли бы вы все-таки ответить на мой вопрос…
Морган не договорил, поскольку в этот момент из калитки на пляж выбежал парнишка лет пяти, а следом за ним – молодая смуглая брюнетка в купальнике и соломенной шляпке. На левой руке у женщины висело полотенце, а в правой находился большой разноцветный мяч, который она бросила мальчику, как только тот отбежал и крикнул ей: «Мама, давай!» Пока же
