смертью, как умерла моя жена Долорес и сын Серджио.
–
Тулио кивнул на топтавшегося у стены Мухобойку.
– Мне не о чем говорить с тобой, Колабродо… – В отличие от
Корда продолжал кричать; увещевал Тремито забыть о поездке в Мемфис и бежать без оглядки, пока у него есть шанс скрыться от Щеголя; снова умолял смилостивиться над маленькими беззащитными девочками, старшая из которых лишь в этом году должна пойти в школу… Аглиотти не слушал впавшего в отчаяние Колабродо. Скинув пиджак, Доминик облачился поверх брюк и рубахи в безразмерный, замызганный рабочий комбинезон, оставленный в углу кем-то из докеров. Рядом со спецодеждой отыскалась защитная полумаска, что использовалась обслуживающими пилораму пильщиками. Без лишних раздумий Тремито нацепил полумаску на лицо, а завершил переодевание парой взятых из автораздатчика брезентовых рукавиц-верхонок.
Пока босс подготавливался, Томазо снял со стеллажа небольшую ручную электропилу и проверил ее работоспособность на извлеченной из штабеля доске. После этого показательного теста
Доминик взял у Гольджи электропилу, довел ее обороты до максимума, подошел к Тулио и занес бешено лязгающую по шине зубчатую цепь над его правым плечом. Тем самым плечом, на котором когда-то лежала базука, что убила Долорес и маленького Серджио…
Аглиотти и Корда больше не сказали друг другу ни слова, если, конечно, не считать словами безумные вопли терзаемой жертвы. Ранее Тремито доводилось устраивать подобные казни, а затем отсылать расчлененные тела либо родственникам жертв, либо тем, на кого они при жизни работали. Сегодняшняя казнь не относилась к
Тремито называли садистом, но сам он таковым себя не считал, поскольку никогда не испытывал удовольствия от своей работы. Если перед палачом семьи Сальвини не стояла конкретная задача предать жертву мучительной смерти, он обычно убивал ее одним точным ударом. «Профессиональная этика» – так не без иронии оправдывал Аглиотти свою карательную политику.
Казнь Колабродо являлась чем-то средним между этими двумя крайностями. Упиваться страданиями заклятого врага Доминик мог бы долго, поймай он Тулио сразу после гибели Долорес и Серджио. Но теперь чудом выжившего при взрыве отца и мужа обуревала лишь тупая злоба, не перешедшая в ярость даже при виде преподнесенного ему на блюдечке Корда. Однако и дарить ему легкую смерть Аглиотти по вполне понятным причинам не собирался…
Электропила кромсала тело Колабродо всего пару минут – куда меньше, чем до этого жертва наслаждалась последней в жизни сигаретой. Две минуты, по прошествии которых Доминик не ощутил ни победного настроения, ни облегчения. Это было не возмездие и не восстановление справедливости, а всего лишь обычная резня. Далеко не первая в кровавом послужном списке Тремито и, по всем предпосылкам, еще не последняя…
– Мемфис… Далековато, черт побери, – проворчал Томазо, угрюмо взирая на изуродованные останки Тулио Корда. – Эй, Дом, почему ты меня не предупредил, что планы меняются? Я уже сказал ребятам, что мы едем в Миннеаполис.
– Именно туда мы и едем, – отозвался Аглиотти, снимая заляпанную кровью маску и кидая ее в большой пластиковый пакет, куда только что отправились испачканные рукавицы. – Наши прежние планы остаются в силе.
– А как же родственнички этого?.. – Гольджи указал носком ботинка на лежащее перед ним расчлененное тело. – Или мы займемся ими позже?
– О чем ты, Томми? Какие родственники? – Доминик непонимающе уставился на Мухобойку. – Неужели ты всерьез поверил тому, что я говорил Колабродо?
– Ну да, – буркнул громила. – Ведь так и должно быть, раз ты намерен воздать этому вонючему ублюдку той же монетой.
– Я и воздал, – сказал Тремито усталым надтреснутым голосом. – Ты разве не понял этого?
В ответ Мухобойка изобразил жест, который следовало толковать, как «ни хрена я, босс, не понял, но если ты не в духе, Томми может и заткнуться».
– Корда подох, будучи уверенным, что его жена и дети обречены, как и он, – пояснил Аглиотти, заматывая перепачканную электропилу в грязный комбинезон и тоже упаковывая их в мешок с уликами. – Большего мне и не требовалось. Скажи, какую пользу нам принесет казнь семьи Тулио вдобавок к вполне очевидным неприятностям?
– Не нам, а тебе, – поправил его Гольджи. – Неужели тебе не станет легче от того, что ты отплатил за Долорес и Серджио согласно нашим традициям?
– Я чту традиции, – резко ответил Доминик. – Но в данной ситуации только мне решать, соблюдены они или нет. И я говорю: соблюдены. Отец Щеголя – старый дон Джузеппе, вынесший мне смертный приговор, – давно в могиле. Убийца моих жены и сына отныне там же. Массимо в присутствии донов Сальвини и Барберино отменил мой вердикт, и я не имею права мстить Щеголю. А дочери Корда абсолютно не виновны в том, что Тремито позволил врагам добраться до своей семьи… – И, помолчав, мрачно улыбнулся, после чего закончил: – Как видишь, Томми, с кем мне и осталось свести счеты, так это только с собой…
Глава 4
Если вас интересует вопрос, спят ли когда-нибудь призраки, могу честно и открыто заявить: да, спят, но очень редко. Хотя в любом случае, мы – призраки – делаем это чаще, чем среднестатистический житель современной высокоразвитой цивилизации, что давно победила тягу человечества ко сну – как было доказано, главному тормозу научно-