заключить с совестью взаимовыгодный компромисс. Все, что я мог предложить ей в качестве откупного, это пару маловразумительных доводов типа «моя хата с краю» и «я слишком стар для всего этого дерьма». Возможно, в молодые годы, когда Белкин сам вращался в криминальной среде, такие отговорки и устроили бы мою совесть; да что там – раньше она вообще редко просыпалась из-за подобных «пустяков». Но теперь, по прошествии многих лет и переоценки сомнительных идеалов молодости, цыкать на совесть и затыкать ей рот вышло у меня из привычки. Не сказать, что при этом мы с совестью обрели полное взаимопонимание, но по крайней мере я научился прислушиваться к ее занудливому голосу.

И вот она говорит мне о том, что я могу засунуть свои отговорки обратно в глотку и подавиться ими, поскольку отречься сейчас от Виктории Наварро будет означать лишь одно: Белкин с позором сдался. Всю жизнь за что-то боролся, и если даже проигрывал, то непременно с боем, а в финальном бою взял и проявил малодушие. Струсил, проще говоря. Некогда легендарный Герой не менее легендарных сегодня миров – предтеч современного Менталиберта – удрал с поля боя, бросив своего единственного друга на растерзание врагу. Хорошенький конец истории, слов нет…

– Черта с два! – гневно прорычал я в ответ на глумливые насмешки совести, после чего ухватился за края жертвенника и своротил плиту, что накрывала мраморную тумбу. Плита грохнулась с алтаря и разбилась вдребезги, пламя на несгорающих свечах дрогнуло, а Викки вскочила со скамьи, наверное, решив, что Созерцатель рехнулся.

Но я учинил этот вандализм не от избытка злости, а по вполне практическому соображению. Оставленный бывшими хозяевами церкви жертвенник использовался мной для хранения кое-каких вещей. Ранее они не были для Созерцателя предметами первой необходимости, но в связи с непредвиденными обстоятельствами могли понадобиться в самое ближайшее время.

– Пресвятая Дева Мария! – молвила ошарашенная Кастаньета, глядя на то, что я извлек из своего тайника. – Так, значит, ты мне соврал! А еще друг называется!

– Совершенно верно: соврал, – признался я. – Но надеюсь, эта мелкая недомолвка не омрачит наших дружеских отношений… А теперь познакомься с еще одним моим и, стало быть, твоим другом тоже. – Я перебросил Кастаньете вытащенную из жертвенника тяжелую вещицу. Изловив ее, девушка попятилась и, не устояв на ногах, плюхнулась обратно на скамью. – «Экзекутор-2» – двуствольный автоматический штуцер четвертого калибра с восьмизарядным револьверным магазином. Уникальная модель, сделана на заказ. В свое время я водил близкое знакомство с папашей этого мальчика. Но в симулайфе, где я был тогда прописан, царил запрет на автоматическое оружие. Поэтому в Менталиберте грех было не осовременить хорошо послужившего мне «Экзекутора». Как говорится, коней на переправе не меняют.

– А в каком родстве этот «мальчик» состоит с противотанковой базукой? – осведомилась Викки, вертя крупнокалиберный штуцер в руках и разглядывая его со всех сторон. Я отметил, что приговоренная к смерти не разучилась шутить. Что ж, хороший признак. Оптимизм в ее безнадежной ситуации пойдет девушке только на пользу.

– В отдаленном, хотя кое-какие фамильные черты безусловно прослеживаются, – ответил я, вынимая из тайника подсумок со снаряженными запасными магазинами и пояс-патронташ с двумя дополнительными ремнями, надеваемыми крест-накрест через плечи и тоже имеющими ячейки под патроны. В реальности весь этот арсенал весил бы, наверное, и впрямь как боекомплект противотанкового гранатомета. Но М-эфирный дизайнер, который пятнадцать лет назад усовершенствовал для меня архаичную модель «Экзекутора», не зависел от отягощающих в буквальном смысле условностей обычного мира. Конечно, тот оружейник и не стремился сделать крупнокалиберный штуцер легким как перышко. В большинстве квадратов Менталиберта господствуют привычные законы физики, допускающие такие явления, как инерционная отдача оружия, что при его чрезмерной легкости окажет стрелку медвежью услугу. Однако превратить тяжелый «Экзекутор» в максимально удобный для транспортировки и ведения беглого огня в М-эфирном мире было проще простого.

– Не кажется, что тебе пора кое в чем объясниться? – спросила Кастаньета, глядя на меня испытывающим прищуренным взором. – По-моему, церковное привидение, которое хранит у себя под алтарем двуствольный дробовик, не слишком походит на дружелюбного мультяшного Каспера.

– Пусть сначала твой Каспер доживет до старости и вдоволь огребет от людей неприятностей, вот тогда поглядим, сколько в нем останется дружелюбия, – заметил я, будучи также знакомым с упомянутым Викки персонажем анимационной классики. – А насчет объясниться… Полагаю, мне это не нужно, потому что в прошлую нашу встречу ты правильно догадалась, что я за фрукт.

Девушка победоносно вздернула носик, а на лице у нее появилось такое выражение, будто она только что поставила Созерцателю разгромный мат в шахматной партии, которую мы с Викторией вели на протяжении всех лет нашего знакомства.

– Черный Русский Арсений Белкин! – нарочито вызывающе произнесла она, образно говоря, уложив на шахматную доску моего поверженного короля. – Не такая уж я мнительная дура, какой ты пытался меня тогда выставить! Вот только, amigo Арсений, одного твоего признания явно недостаточно. Поэтому, пока есть время, давай рассказывай, кто ты такой на самом деле. А то обидно будет подохнуть заинтригованной, как тот зритель, которому перед финалом детективного спектакля на голову упала люстра.

– Сейчас не время об этом говорить. – Нет, мне не расхотелось откровенничать с Кастаньетой. Просто глупо тратить драгоценные минуты на пересказ собственной биографии, когда надо срочно задумываться о будущем. И делать это следует безотлагательно, ибо в противном случае о наших судьбах позаботится Южный Трезубец. А у картеля в отношении Викки уже имелся четкий и не подлежащий пересмотру вердикт.

– Почему не время? – нахмурилась она. – Тебя что, осенила гениальная идея, как обломать щупальца сицилийскому спруту?

– Нет. – Я не стал понапрасну обнадеживать Наварро. – Но прежде чем начинать стрельбу, неплохо бы разнюхать, где в Менталиберте можно залечь на дно хотя бы на несколько дней. Нам нужно пересидеть в спокойной обстановке и поразмыслить, каким образом тебе откупиться от картеля.

– Это бесполезно, – махнула рукой девушка. – Я прикончила большого босса макаронников. Для них расквитаться со мной – вопрос чести, и деньги здесь абсолютно ничего не решают. Даже очень большие деньги. Спасибо, конечно, тебе за участие, но, по- моему, ты плохо понимаешь, с кем имеешь дело.

– Помимо денег есть множество иных приемлемых форм откупа, – возразил я. – Например, информация. Надо лишь выяснить, существуют ли у сицилийцев в Менталиберте какие-либо стратегические интересы, за сведения о которых они согласятся простить тебе грехи. Деньги – это для Южного Трезубца и впрямь пыль. Если понадобится, мафия хоть завтра купит весь Административный Совет по контролю над М-эфиром. А вот за секретную информацию, к примеру, о конкурентах картель может и поступиться своими принципами.

– Ну… не знаю, – пошла на попятную упрямая баскская красавица. – Ты в вопросах поиска информации лучше меня понимаешь. Попробуй, раз уверен. В любом случае, я в долгу не останусь. Если выживу, разумеется.

Что Викки подразумевает под этим обещанием, я уточнять не стал, а взял свой лок-радар, отыскал в адресном списке клиентов интересующее меня имя и нажал сенсор соединения…

Каори Ихара – миниатюрная миловидная японка средних лет – работала в Менталиберте деловым представителем крупнейшей японской студии креаторов «Синъэй».

Вы читаете Угол падения
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату