– Богатый жизненный опыт бездомного художника, – заметил Мефодий. – Плюс несбыточная мечта о собственных четырех стенах…
– Скорее всего, одно из проявлений твоего упрямого индивидуализма, – не согласилась Ким. – «Не буду как все, буду по-своему!» Наши вон на складе устроились и без претензий…
– Да не люблю я казарменную систему, – поморщился Мефодий. – Не то что брезгую вместе со всеми, а просто… просто как-то неуютно.
– Вот я и говорю – индивидуалист! – повторила Кимберли и вдруг всполошилась: – Подожди-ка! Я сейчас… – И убежала куда-то в сторону винного погребка.
Вернулась она через пять минут с двумя бутылками мартини, бокалами и корзинкой фруктов, не очень свежих (завоз в ресторан был прекращен – ремонт как-никак), но еще вполне пригодных для подачи на стол.
– Ну ты даешь! – только и смог вымолвить Мефодий.
– Новоселье всегда праздник, – подмигнула девушка и, перевернув бутылочный ящик кверху дном, поставила на него принесенную снедь. – Да и без того уже столько причин накопилось: Отделу Зеро нос утерли – раз, от принцессы рыцарю за спасение причитается – два, наставник твой жив – три, да и ты теперь весьма уважаемый человек, а с таким грех не выпить – четыре! Ну и новоселье пусть будет пять!..
От такого количества аргументов в пользу незапланированной вечеринки было не отмахнуться. Мефодий лишь развел руками, после чего плюхнулся на матрас и предоставил инициатору праздника распоряжаться в его стенах самостоятельно.
За неимением штопора Кимберли просто срезала слэйером горлышко бутылки вместе с пробкой и разлила мартини по бокалам.
– Поди долларов сто бутылка стоит, – прикинул Мефодий, не отрывая взгляда от ловких рук подруги, режущей кончиком слэйера лимон и еще какой-то не виданный ранее Мефодием фрукт, кажется, тоже из цитрусовых.
– Не знаю, – призналась Кимберли. – Но наш приятель – пастор в этом деле теперь большой дока, вот он и порекомендовал. Правда, я его еле добудилась – обложился бутылками и спит возле стеллажа с бургундским. Зря старого лиса в этот курятник запустили – вредно пожилому человеку за раз столько положительных эмоций… Ну бери бокал, давай тост!
Специалистом по тостам Мефодий не был и хотел сначала отказаться, но девушка терпеливо ждала, и произнести краткую речь следовало хотя бы из уважения к ней.
– Давай за то… чтобы все было хорошо, – подняв бокал, вымолвил наконец Мефодий. – Как у нас, так и у всех остальных.
– М-да, не Байрон… – улыбнулась Ким и легонько звякнула краешком своего бокала о бокал Мефодия. – Но я выпью за это!
Дождавшись, пока утихнет звон хрусталя, Мефодий и Кимберли, глядя друг другу в глаза, медленно, смакуя каждый глоток, опустошили бокалы.
– Обидно знать, что все равно не опьянеешь, – вздохнул Мефодий.
– А ты не думай об этом, – посоветовала Ким. – Просто расслабься, отключи сознание и настройся только на хорошее, раз уж сам предложил за него выпить. Вот увидишь – старая память подключится автоматически, и ощущения вернутся. Если, конечно, ты не был до Просвещения законченным трезвенником.
Мефодий так и поступил, хотя и не был уверен, что делает все как надо.
Угрюмые стены и потолок подвала растворились в полумраке, поскольку новобранец дал себе мысленный приказ не замечать их. Думать о хорошем? Что ж, о хорошем так о хорошем…
Они живы… Мигель тоже… Они среди своих, так что если и предстоит теперь умирать, то уже не в гордом одиночестве, а это совсем другое дело!.. Приятное вино, приятная компания… Ким – замечательная! Интересная ситуация: они пьют дорогое мартини в итальянском ресторанчике – ну чем не романтическое свидание? А серых стен подвала нет, поскольку Мефодий о них сейчас и не думает вовсе… Он с красивой женщиной в ресторане попивает мартини и закусывает фруктами – тоже неплохо! Фантастика!..
Мефодий довольно улыбнулся, что не осталось незамеченным Кимберли.
– Ну как? – участливо поинтересовалась она. – Полегчало?
– Здорово!.. – продолжая улыбаться, проговорил Мефодий. – Я уже месяц так не расслаблялся…
Получилось, что Мефодий и впрямь предоставил для мартини брешь в исполнительской системе контроля за ясностью мышления. И пусть воздействие вина было чисто символическим, самовнушение усиливало его до нужной кондиции и дарило убранные Просвещением простые человеческие эмоции. Правда, новобранец ни на секунду не забывал, что в любой момент он может прекратить все это простым усилием воли.
– Можно, я скажу тебе комплимент? – войдя в нужное настроение и перехватив инициативу по наполнению бокалов, попросил Мефодий.
– Валяй! – великодушно разрешила Ким. – Хотя обычно об этом не спрашивают.
Мефодий немного помолчал, затем, сосредоточиваясь, откашлялся.
– Знаешь, иногда мне кажется, что я сплю и все, что со мной происходит последние полгода, – сон, – начал он издалека, опасаясь, что Ким поторопит его и собьет с мысли, но она притихла и слушала очень внимательно. – Открою глаза – а там все та же квартира, те же серые улицы, надо опять идти в надоевший парк писать портреты или на базу разгружать вагоны… До того как я встретил тебя, я боялся проснуться, а теперь боюсь этого еще
