На улице между тем разворачивалась бурная полемика по горячим следам произошедшего казуса. Видимо, нечто подобное происходило при дворе испанского монарха Филиппа, когда ему доложили, что англичане разбили его Непобедимую армаду. И Васек (как выяснилось, являющийся тем самым Василием Конопатовым, что косвенно помог Мефодию избежать выпрашивания у Кирилла денег на уплату компенсации Тутанхамону), и его потрепанные бойцы, и сам Кирилл никакой логикой не могли объяснить случившееся. Под конец дискуссии защитники прав владельца на его собственность сошлись во мнении, что чудеса тоже порой имеют место быть, и взялись разрабатывать стратегию своего дальнейшего поведения.
Обычное рукоприкладство, как мера явно недостаточная, было ими отметено («Первый раз вижу, чтоб на наркомана доза так здорово подействовала!» – признался лысый, на лбу которого алела полученная от удара о дверь ссадина). Теперь приоритет решили отдать вспомогательным средствам, чье влияние на организм человека – не важно, кто он: хлюпик или амбал, – было гарантированно нокаутирующим. Боевую группу возглавил сам Василий Пантелеевич Конопатов, шедший во главе с выстреливающим контакты электрошокером на изготовку. «На меня не рассчитывайте, я пас! – открестился Кирилл и в качестве аргумента потряс перед друзьями загипсованной кистью. – Я вас лучше на площадке подожду…»
Едва хлопнула подъездная дверь, как Мефодий с тяжким вздохом снова убрал из косяков дверь, а потом посмотрел вверх и задержал взгляд на подпотолочных антресолях…
Попытка вторжения номер два была организована уже более умело – сказывался приобретенный опыт и личное участие бригадира.
Штурмовая группа ворвалась в квартиру, как и положено истинной штурмовой группе – внезапно и с устрашающими воплями. Но вот только Мефодия почему-то нигде не наблюдалось. И пока Конопатый в недоумении заглядывал за ширму, за диван и за занавески, последний боец из его пятерки, сжимавший в руках телескопический стальной стек, пересек «пограничную черту» – коврик при входе…
Мефодий, разумеется, никуда из квартиры не пропадал. Все это время он терпеливо выжидал, расположившись над входной дверью: ноги упираются в стену, руки держатся за полку гардеробной антресоли. Безусловно, такая позиция являлась очень легко демаскируемой, но тем не менее она сумела на пять секунд сбить противника с толку. А большего Мефодию и не надо было.
Шедший последним конопатовец так и не понял, что свалилось на него сверху и затем заставило проломить головой фанерную дверцу встроенной в стену ниши. Сразу же на него посыпалось содержимое верхних полок – преимущественно стеклянная тара и коробки с чем- то малоприятно-тяжелым. Упавшую последней аккурат по темечку жестяную банку с краской конопатовец не почувствовал, поскольку уже лишился сознания.
Мефодий поднырнул под просвистевшую над его головой и разнесшую вдребезги зеркало бейсбольную биту и занялся вторым конопатовцем. Теперь Исполнитель-новобранец о жалости забыл: противник не шутил, и ему следовало преподать уже не «азы», а «буки» и «веди» культурного поведения. Махавший битой был оторван от пола и припечатан к потолку с такой силой, что оставил на пыльной известке свой вытертый контур. Столь головокружительные взлет и падение не прошли для него бесследно и тоже надолго вывели из боя.
Не успел еще Мефодий отпустить ворот бесчувственного фехтовальщика битой, как оставшийся на ногах враг атаковал его с трех сторон одновременно. От противно свистнувших игл-контактов электрошокера Мефодию удалось уклониться, однако струя из газового револьвера и резиновая пуля из другого ударили по нему разномастным дуплетом.
Газ на Мефодия не подействовал – нервные рецепторы, почуяв агрессивный раздражитель, сразу же отключились, и едкий газ почудился Мефодию запахом слабого уксуса. Однако крупная, размером с винную пробку, резиновая пуля шибанула его в плечо, вынудив потерять равновесие и отлететь к стене. Но едва Мефодий подумал, что, дескать, вот теперь-то синяк наверняка появится, и собрался вскочить на ноги, как в грудь ему вонзились те самые иглы-контакты из стреляющего конопатовского шокера.
Разряд оказался ощутимым даже для Исполнителя. В глазах замерцало, в ушах затрещало, а в мозгу забились сигналы тревоги, после чего тот принял решение временно отключить кое-какие функции пораженного электричеством тела, в том числе и сознание. Уже перед самым обмороком голову Мефодия рвануло вбок угодившей в скулу второй резиновой пулей, а в лицо ударило еще одно облако вонючей слезоточивой дряни.
– Ты рехнулся – резиновой пулей в башку шмалять? – прикрикнул на лысого Конопатый. – А если в висок?! Мокруха чистой воды!.. Да ты и так, урод, челюсть пацану свернул!
– Зато полный порядок, Пантелеич! – оправдался плюющийся и трущий глаза лысый: газовая струя вскользь зацепила и его.
– Порядок!.. – передразнил его Конопатый. – Пока сам за дело не возьмешься, ни хрена не подсуетитесь!
Газ висел в комнате едкой дымкой, и под его воздействие волей-неволей угодили все присутствующие. Конопатый настежь распахнул балконную дверь, а затем победители принялись по очереди промывать в ванной свои ненароком пострадавшие глаза.
В разгромленную прихожую просунул голову Кирилл, осмотрел разбитую нишу, потом оцарапанный потолок и издал тоскливый стон, после чего заметил отброшенного к стене неподвижного Мефодия.
– Он жив? – настороженно полюбопытствовал Кирилл.
– Вполне, – отозвался Конопатый и, закурив сигарету, добавил: – Не знаю, что за дурь принимает твой брат, но я хотел бы узнать у него рецепт этого дерьма. Двоих бойцов мне уложил, прежде чем мы его…
– Ну что, Ван Гог, – склонившись над Мефодием, презрительно вымолвил Кирилл, – оборвать тебе уши на память или нет? Я же говорил: на коленях ползать будешь!.. Васек, поможете мне его до вокзала довезти?
– Для хорошего человека ничего не жалко: и билет купим, и на поезд посадим, – ответил Конопатый. – Но я бы его для начала связал.