– Под столом – никого!.. За ширмой – никого!.. – послышались рапорты других бойцов.
Свежий утренний ветер шевельнул бархатную портьеру и пронесся по обеденному залу, качнув листья декоративных деревьев, растущих по углам в дубовых бочонках. Как и все помещения верхнего этажа, частью которых являлась внешняя дворцовая стена, обеденный зал также имел выход на широкий балкон, что опоясывал дворец по кругу. Выходившая на балкон стеклянная дверь была распахнута, и из-за прикрывающей ее портьеры в зал уже пробивались первые лучики солнца. Они-то и позволили Охотникам рассмотреть в полумраке идущий к балкону кровавый след.
Занявшие позиции возле окон бойцы двинулись было к балкону, но Карлос жестом остановил их, а затем поманил к себе остальных братьев. Пока Охотники подтягивались, их командир медленно отвел портьеру стволом карабина и с опаской выглянул из двери. Местонахождение врага выдавали все те же кровавые отпечатки, коими пестрил мрамор возле балконной двери. Багровые следы уходили вправо. Матадор отважился переступить порог и выйти на балкон…
Морильо он заметил сразу же, да и разве тот уполз бы далеко, потеряв столько крови? Невысокий, крепко сложенный человек – такой, каким Карлос запомнил его по визиту в асьенду ди Алмейдо – сидел, расслабленно привалившись к стене и поджав под себя не задетую пулей ногу. Будь у него в руке бутылка, он напоминал бы уснувшего под забором пьяницу. Вместо бутылки пальцы Морильо сжимали упершийся ему острием в живот меч. На голове Луиса была надета белая повязка, подобная тем, которые Гонсалес видел на изображенных в книгах Морильо древних воинах. Лужа крови вокруг недвижимого убийцы медленно растекалась по мрамору.
Куртка и рубаха на Морильо были распахнуты, демонстрируя Охотнику заляпанный кровью обнаженный живот. Однако, как определил Карлос, кровь эта текла из раны в плече; на животе никаких ран не наблюдалось. Острие меча касалось пупка Морильо, но не более. Матадор помнил об обычае, что описывался в изъятых у отступника книгах: церемониальное самоубийство посредством выпускания кишок – сэппуку, так кажется – упоминалось там почти на каждой странице. Меч в руке Морильо и его голый живот указывали на то, что ритуал сэппуку убийцей готовился, но до конца доведен не был – видимо, тому помешал упадок сил, но точно не малодушие.
Узкие глаза отступника были подернуты пеленой и не мигая смотрели поверх балконных перил куда-то вдаль, на озаряемые утренним солнцем крыши Ватикана. Изо рта умирающего текла кровь. Не опуская карабина, Карлос пригляделся: Морильо еще дышал, правда, делал это редко и прерывисто.
Бойцы собрались выйти на балкон вслед за командиром, но он приказал им оставаться на месте. Держа карабин наготове, Карлос рискнул приблизиться к истекающему кровью врагу. Охотник осознавал, насколько тот коварен – сущая змея, способная ужалить даже на последнем издыхании, – и все-таки Гонсалес не мог не подойти к еще дышавшему Морильо. На Матадора смотрели сейчас его братья-Охотники; что они подумают, если увидят, как командир проявляет нерешительность перед лицом умирающего врага или, того хуже, стреляет в него издалека?
А что в таком случае подумает о Карлосе сам Морильо, если, конечно, он еще в сознании? Что подумает перед смертью человек, свято соблюдающий принципы своей чести о трусливом враге, испугавшемся его даже поверженным?.. Впервые в жизни Охотника заботило мнение о нем грязного отступника – странно, но тем не менее так оно и происходило. Луис Морильо был не единственным, кого в этом мире не обошли стороной понятия воинской чести. И пусть у Матадора они являлись не столь категоричными, соблюдать их требовалось хотя бы из уважения к себе.
Карлос расправил плечи и, стараясь избавиться от излишней скованности, подошел к заклятому врагу. Он даже не побоялся наклониться и вынуть меч из руки убийцы, хотя вместо этого предпочел бы сейчас отобрать кость у голодного волкодава. Пальцы Луиса спазматически сжались, но рука так и осталась лежать в луже крови. Некогда грозный вояка безропотно позволил лишить себя оружия – других доказательств беспомощности противника Карлосу не требовалось. И все же ради пущего успокоения Матадор упер ствол карабина в грудь Морильо и извлек из внутренних карманов его куртки три коротких метательных ножа, торчащие рукояти которых Охотник заметил еще издали.
Веки отступника дрогнули, медленно опустились и снова поднялись. На глазах его выступила влага, отчего в них появилось некое подобие блеска. Жуткого нечеловеческого блеска, ибо взгляд убийцы продолжал оставаться мутным. Карлос не мог уверенно сказать, видит ли его Морильо. Лучше бы не видел – так спокойнее.
В обеденном зале хлопнула дверь. Сразу за этим раздался топот ворвавшейся туда группы Риккардо. Матадор повернулся к столпившимся в проходе Охотникам и дал знак, чтобы те придержали взбудораженных братьев и объяснили им, что все закончилось…
В следующую секунду карабин Карлоса рванулся у него руках так, будто был не бездушным оружием, а пойманной рыбиной. Отвлекшийся Охотник, и без того напряженный, вздрогнул и вцепился в карабин обеими руками. Палец Матадора рефлекторно метнулся на спусковой крючок…
…Но так и не нажал на него. Разумеется, Матадор испугался – да еще как испугался! – и все же матерый Охотник не позволил своим нервам сорваться.
Морильо не нападал и даже не пытался отобрать у Гонсалеса оружие; как сидел, привалившись к стене, так и продолжал сидеть. Только рука его, в которой до этого был зажат меч, судорожно вцепилась в ствол карабина и приставила тот к своей груди. Глаза Луиса, лишь мгновение назад бывшие глазами мертвеца, теперь глядели на противника с яростью и презрением. Лишенный меча отступник все равно был полон решимости умереть. Как видно, пассивно дожидаться прихода смерти, тень которой уже лежала на нем, он не собирался.
– Стоять! – окриком остановил Карлос кинувшихся было к нему братьев. – Все назад! Назад, я сказал!..
Братья нехотя подчинились и осадили, исподлобья взирая на грозного командира и схватившего его за карабин отступника. Морильо тем временем сверкнул глазами и шевельнул окровавленными губами. Он силился что-то произнести, но тщетно – Матадор расслышал лишь тихий сдавленный хрип. Впрочем, догадаться о том, что стремится сказать убийца, можно было без слов – его отчаянный поступок в пояснениях не нуждался.
