форме Защитников Веры, – до которых пока никому не было дела.
Смотреть на все это без сожаления казалось невозможно, но мне сейчас было не до жалости к жертвам этой войны. Наша судьба волновала меня куда сильнее, и, как бы эгоистично это ни звучало, я больше переживал по поводу того, что мы упустили свой шанс скрыться из города, пока у нас имелась отличная возможность. И опоздали-то всего на несколько секунд – вот ведь досада…
Дружинник, что прибрал себе мои пистолеты – подарок Петербургского князя, – не переставал разглядывать один из них, пытаясь понять, почему, казалось бы, на вид обычное оружие наотрез отказывается стрелять. По всей видимости, норманн еще не имел дела с такой мудреной, по нынешним меркам, техникой, однако не терял надежды разгадать загадку самостоятельно. В конце концов, любознательный дружинник утратил-таки терпение и обратился ко мне за подсказкой.
– Карл хочет, чтобы ты научил его обращаться с этой штукой. – Ярослав великодушно перевел для меня просьбу норманна, хотя я догадался о ее смысле и без перевода.
– Для этого Карлу надо отрезать мне средний палец и пришить его себе, – кисло усмехнулся я. – А иначе твоему бывшему братцу по оружию на этом «глоке» даже магазин не сменить.
Не знаю, дословно или нет Ярослав перевел норманну мой ответ, но Карл не разгневался. Наоборот, посмотрел после этого на пистолет с восхищением и уважением. «Башмачник» не стал лишать меня пальца, хотя мог сделать это даже ради простого эксперимента над трофейным оружием. Вместо этого Карл вернул «глок» в кобуру, а ее убрал поглубже, в вещмешок, где уже припрятал второй трофей. Наверное, в будущем Карл планировал озадачить разблокированием хитрого пистолета кого-нибудь из скандинавских инженеров- оружейников. Кто знает, не исключено, что тому умнику удастся перехитрить своего древнего предтечу, создавшего это чудо техники.
Пока мы под конвоем добирались до дворца, норманны успели подавить вокруг него огневое сопротивление и ворвались внутрь. Плаза Витторио – площадь перед парадными дворцовыми воротами – была заставлена норманнской бронетехникой, на которой датчане и бойцы еще двух дружин подступали к убежищу Гласа Господнего. Множество «Радгридов» и «Ротатосков» было сильно повреждено, а то и вовсе горело, подбитое яростно сопротивлявшимися гвардейцами. Мешки с песком, сложенные на площади не просто в баррикады, а в целые бастионы, ненадолго сдержали механизированные дружины «башмачников», проторивших себе дорогу плотным огнем и грейдерными ковшами, прикрепленными к нескольким бронемашинам. Норманны обладали опытом захвата таких крепостей, в то время как дворцовым гвардейцам приходилось впервые отражать атаку подобного рода. До Горма Фенрира на обитель Пророка еще никто никогда не покушался.
Дворец Гласа Господнего и в мирное время не отличался изысканной архитектурой и внешне больше напоминал облагороженную тюрьму, нежели жилище повелителя Святой Европы. Когда же сегодня я взглянул на это монументальное сооружение, впечатление о нем сложилось и вовсе отталкивающее. Прорываясь к воротам, норманны не жалели свинца, вследствие чего изуродовали толстые беломраморные колонны у парадного входа до такой степени, что они стали походить на гигантские кривые пальцы вековой старухи.
Сам дворец выглядел не лучше. Тот, кому придется когда-нибудь восстанавливать его, скорее всего, предложит снести это сооружение и на его месте отстроить новый дворец – по-моему, такой выход будет более экономичным, чем реставрация. О том, что творится сейчас внутри дворца, можно было только догадываться, но вряд ли «башмачники» заботились о сохранности дворцового убранства. Об этом свидетельствовала и шквальная стрельба, доносившаяся из выбитых окон.
Доставившие нас по назначению конвоиры приказали нам сесть на мостовую, под защиту бронированного «Радгрида», и дожидаться своей участи. Сами же тем временем отправили посыльного, наказав тому отыскать воюющего где-то во дворце Фенрира и доложить о нашей поимке.
Я прикинул, что ждать нам предстоит долго. Горму такие новости безусловно придутся по душе, но вряд ли он бросит все дела и станет заниматься нами до того, как обшарит дворец сверху донизу и убедится, что Пророка в нем нет. Я не сомневался в том, что Его Наисвятейшество успел скрыться – о подземельях его дворца в Святой Европе слагались легенды. Согласно одной из них, Глас Господень мог добраться по подземным ходам, что вели из дворцовых подвалов, аж до Неаполя.
Маловероятно, что это заявление являлось правдой, а вот слухам о тоннелях, идущих за пределы Ватикана, я верил. Поэтому и посмеивался в душе над Гормом Фенриром, представляя, как тот в ярости рыщет по дворцовым залам в поисках тщедушного старикашки с крестообразной меткой над переносицей. Я готов был поспорить с кем угодно, что Пророк оставит датчан с носом и через пару недель объявится где-нибудь в Греции. А потом припишет свое чудесное спасение от язычников воле Всевышнего, перенесшего Его Наисвятейшество по воздуху при помощи спасательной команды ангелов…
…И я проиграл бы спор, если бы кто-нибудь пожелал заключить со мной это пари. Совершенно невероятно, но Фенрир действительно совершил чудо и изловил одного из самых могущественных людей в мире! Через пару часов после того, как нас привели ко дворцу, двое датчан выволокли оттуда Пророка, спустили его с парадной лестницы, после чего тумаками выгнали Гласа Господнего на середину плаза Витторио и поставили его на колени. Фенрир вышел следом с таким видом, словно теперь он стал властелином Святой Европы – ни больше ни меньше.
Из разбитого дворцового купола валили клубы черного дыма – в оранжерее что-то горело. Стрельба уже прекратилась, а вместо нее раздавался звон стекол, треск дерева и прочая разрушительная какофония, в которой только «башмачники» слышали ласкающую слух музыку. Энтузиазм новых варваров был вполне объясним – сейчас они творили историю. Пусть даже таким нецивилизованным способом, но теперь эти бравые парни имели полное право гордиться тем, что они не только были свидетелями падения Божественной Цитадели, но и непосредственно приложили к этому руки.
Солнце уже практически село, и я не сразу различил в сумерках, кого столь унизительным способом выдворил из дворца Фенрир. Трудно было поверить в то, что мы видим самого Гласа Господнего. И только когда норманны ударились в дикое ликование, я окончательно понял, что глаза меня не обманывают. Да, это был Пророк собственной персоной – изрядно состарившийся с тех пор, как я видел его в последний раз, однако пока еще вполне узнаваемый.
