которым не страшно на чужбине. Всегда с ним можно было и поговорить, вспомнить о родной стороне. И вот теперь его не было рядом. И мечты о возвращении домой рухнули.
Слезы заливали Дарье лицо. Она медленно опустилась на колени, уткнулась в постель и тихонько завыла. Дангу смущенно стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу. Удивительно было видеть, как плачут ми — взрослые люди. Никогда за всю свою жизнь среди кангми он не видел не то что плачущую женщину, но даже слезинки на их лицах.
Прошло несколько минут. Дангу решил попытаться успокоить девушку и нерешительно притронулся к ее сотрясающимся плечам. Она вздрогнула и повернула лицо. Мимолетная надежда, что это небесный защитник, ангел-хранитель пришел на помощь, тут же исчезла. Дангу, лишь Дангу! Дарья всхлипнула: снова она осталась одна-одинешенька в этом опасном и враждебном восточном мире. Что может этот юноша, пусть и могучий да ладный с виду? Что с того, что он княжич? Как он защитит ее? Себя бы защитил. Она-то знала все коварство и жестокость мусульман. Слава Богу, прошла весь Туркестан.
Стоя на коленях, она перекрестилась и начала истово молиться:
— Ангел Божий, хранитель мой святый, для охранения мне от Бога с небес данный! Прилежно молю тя, ты мя ныне просвети и от всякого зла сохрани, к благому деянию настави и на путь спасения направи. Аминь!
Повторив несколько раз молитву, она облегченно вздохнула, отвернулась, потихоньку высморкалась в платок, вытерла слезы, поднялась с колен и, повернувшись к Дангу, тихо сказала:
— Так жалко дядю Гришу! Чего делать-то? Пропадем тут в одночасье.
— Не пропадем, если будем вместе, — ответил юноша. — Ты будешь советовать Дангу и поможешь разобраться в сложностях этого странного мира ми. И Дангу защитит тебя. Пошли искать Григо!
Он улыбнулся и неловко погладил Дарью по голове. Она ответила ему радостной улыбкой. Прежде всего Дангу вернулся в комнату, где они спали, взял котомку Григория и повесил ее через плечо. Он инстинктивно чувствовал, что ее нужно беречь. Потом решительно взял Дарью за руку и уже намеревался покинуть караван-сарай, как в ворота вошел Нанди.
Узнав о том, что произошло, он велел Дангу и Дарье никуда не уходить и бросился со всех ног сообщить неприятное известие Парвезу. Через полчаса хозяин прибыл в караван-сарай. Убедившись, что драгоценности фаренги в безопасности, ювелир вызвал владельца караван- сарая, почтенного Хамрани. Они, жестикулируя, долго обсуждали случившееся и в конце концов сошлись во мнении, что это почти наверняка дело рук банды Бадмаша. Парвез нисколько не сомневался в этом, считая, что о бриллиантах каким-то образом стало известно жадному афганцу. Но так или иначе надо было постараться выяснить, где Григорий и жив ли он. Парвез приказал Нанди взять лошадь и поездить по окрестностям Шринагара, поискать Григория или хотя бы попытаться узнать что-либо о нем. Тот не мог быть очень далеко. Парвез был в этом уверен. Дангу и Дарье он предложил пока побыть у себя дома, где была охрана. На том и порешили.
Время тянулось томительно и долго. Час тянулся за часом, а новостей все не было. Дангу и Дарья использовали этот день, чтобы поупражняться в разговорном урду с многочисленными домочадцами и прислугой Парвеза. Наконец к вечеру вернулся Нанди. Ему удалось выяснить, что действительно похищение Григория организовано по приказу Бадмаша. Многие считают, что он со своей бандой обосновался где-то в районе селения Авантипур, в десяти косах от Шринагара на восток по падишахской дороге. Его видели там много раз. Там и надо, вероятно, искать Григория.
Дангу заявил, что немедленно отправляется на поиски. Парвез попытался уговорить его подождать до утра, но безуспешно. Юноша сказал, что ночью искать лучше, так как не мешают ми — люди. Ювелиру все же удалось убедить Дангу взять в помощники Нанди, так как без помощи чужеземцу не найти дорогу в Авантипур. А сам Нанди стремился изо всех сил помочь Дангу.
Еще не зашло солнце, когда, поужинав, Дангу и Нанди выехали на лошадях из ворот Парвеза и двинулись по падишахской дороге в Авантипуру. Строго говоря, на лошади ехал только Нанди, ведя другую под уздцы: Дангу не решился сесть на животное — ему казалось, что он слишком тяжел. Он бежал рядом с лошадью; долгий бег был для него привычен.
Спустя два часа уже в полной темноте они подъехали к Авантипуру. Нанди остановился у опушки дубовой рощи и спешился.
— Авантипур там, — Нанди махнул рукой вправо, где виднелись огоньки редких жилищ. — Тут видели несколько раз Бадмаша.
Дангу кивнул. Нанди было непонятно, как можно искать пропавшего человека ночью. Но Дангу оказался в своей стихии. В нем заговорил великолепный охотник. Он снял с себя серапу, оставшись лишь в набедренной повязке. Проверил состояние колчана с дротиками, осмотрел ножны с кинжалом. Потом велел Нанди ждать его здесь и бесшумно исчез в темноте ночи…
Сиреневые сумерки начали обволакивать окрестные горы, затявкали и завыли шакалы, предвкушая ночную охоту, снизу из долины потянуло прохладой, когда возле заброшенного храма у подножия поросшей лесом горы Шергол послышалось цоканье лошадиных копыт по камням. Чаукидары поспешно открыли ворота, и во двор въехала группа всадников во главе с Бадмашем. Он слез, кряхтя, с лошади и бросил поводья подбежавшему Али:
— Дело сделано! — Коротко хохотнул красным от бетеля ртом и добавил: — Приготовь мне поесть и выпить. Я устал. Хвала Аллаху, ему одному!
Он направился быстрыми шагами к помещению, а его спешившиеся спутники, разминая после длительной скачки уставшие члены, повели лошадей в дальний угол двора, где возле полуразрушенных построек за каменной изгородью находился большой загон.
— Хузур! Сейчас все будет сделано! В лучшем виде, — ответил Али, угодливо приседая. — Могу я доложить еще кое-что? — бросил он вслед уходящему Бадмашу.
— Ну что там? — Афганец остановился, повернувшись вполоборота. — Говори, да поживее!
— Мы схватили по твоему приказу, хузур, того фаренги! Он здесь.
— Что-о-о? Только одного? Я же говорил — обоих! Проклятые собаки! Почему не схватили его спутника и вещи? Где этот парень?
Лицо Бадмаша покраснело и исказилось от гнева. Он размахнулся и изо всех сил ударил Али кулаком по лицу так, что тот упал.
— Хузур! Ты велик, как пророк! — трусливо завыл Али, валяясь на земле и пытаясь поставить ногу главаря себе на голову. — Не погуби, не погуби! Вокруг караван-сарая Кальяни были люди субедара. Чтобы взять обоих, надо было поднимать шум. Это было опасно.
— Опасно, опасно! — взревел Бадмаш и пнул Али. — Пошел вон!
— Аллах велик! Аллах велик! — воя, извивался в ногах у афганца Али.
— Ладно! — Бадмаш внезапно успокоился. — Встань, мы поговорим с этим фаренги после еды. Валла-билла!
— Как пожелает хузур!
Бадмаш не торопясь прошествовал в свои покои, устроенные в самом дальнем углу храмового двора среди каменных глыб, поросших кустарником. Там двое слуг уже расстелили ковер и поверх него дастархан. Афганец устало сел, щелкнул пальцами:
— Эй! Воды!
Вынырнул слуга с большой чашей, наполненной теплой розовой водой и тазиком. Бадмаш помыл руки, вытер о протянутое полотенце. Али негромко отдавал приказания, и прислуга споро суетилась вокруг, сменяя одно блюдо другим по мере насыщения владыки. Сам Али время от времени подливал вина в его быстро пустевший бокал. Бадмаш скоро захмелел.
